Фрол твердыми шагами шел во дворцовые покои, держа в руках цепь, к которой была пристегнута Сибилла, упирающаяся всеми возможными способами.
— Я только не понимаю, чему ты сопротивляешься? — не оборачиваясь, спросил Фрол. Даже, если тебе и удастся меня убить, на мое место придет кто-нибудь другой, и так будет бесконечно. Наша империя расширяется с каждым днем, а непокорные умрут, не обретя покоя ни на небе, ни под землей. Поистине, страшна их участь!
— Рабы восстанут и будет великая битва! — горячо проговорила Сибилла, гордо вскинув голову.
— Бунтарский дух, это мне нравится!
— Что ты намерен делать, зная, что я не принцесса? — мрачно спросила Сибилла.
— Давай заключим уговор: я не ищу Вилену, ей не будет угрожать никакая опасность, о ней просто забудут. Ты, в свою очередь, покоришься мне по доброй воле, будешь жить со мной на правах моей жены и соправительницы…
Сибилла гневно окинула взглядом мрачную залу:
— Ты прекрасно знаешь, насколько унизительно это условие! В глазах народа я прослыву продажной предательницей.
— Народ знает, что у тебя не было выбора. А вот, если что-нибудь случиться с единственным отпрыском Каземира, род его умрет, а такая весть народу вряд ли понравится. Выбирай!
— Хорошо. Но зачем тебе это нужно!
Фрол отвернулся:
— Ты согласна? Если ты нарушишь договор, помни, ничто не спасет Вилену.
— Хорошо, — опустив голову, проговорила Сибилла. Она чувствовала себя растоптанной. Огромным мечом Фрол перерубил тяжелый цепи и освободил Сибиллу.
— Твое племя недовольно. Ты не можешь состоять со мной в браке, ибо я дочь бывшего раба.
— Здесь я решаю, — высокомерно ответил Фрол, распахнувши двери. — Это — наш с тобой покой.
Сибилла посмотрела ненавистным взглядом на залу, уготованную «им». Все было в чересчур темных тонах. ВСе предметы были вырезаны из черного дерева. Под такой же тон были подобраны и занавеси, не говоря уже о покрывалах на ложе. Помещение освещалось несколькими свечами, создавая полумрак.
— В склепе и то милее, — с отвращением сказала СИбилла. — Что же теперь? Превратишь меня в оборотня? Я знаю, что у меня нет выбора, но кое-какой выбор даже есть! — она сорвала висевший на стене меч и приставила к своему горлу:
— Лучше смерть, чем жить всю жизнь отвратительным зверем!
Фрол помрачнел.
— Опусти лезвие, клянусь этим «знаком отвратительного зверя», висящим на моей груди! Поистине, лучше н рождаться вообще, че родиться таким, как я.
Сибилла с удивлением посмотрела на него. Это минутное воодушевление сделало его еще красивее. В то же время, сколько боли и сколько страданий скрывалось в этой безжалостной на первый взгляд, груди!
— Не знал я жалости и пощады к своим врагам, но и счастья не ведал. МЫ — изгои, ненавидимы всеми — и небом, и адом, и людьми… Обрели вечность, но обречены на вечные одиночество и страдания… Каждую ночь ломаются, суставы, челюсть, растет шерсть — этот обряд превращения мучителен, что муки ада показались бы самим Эдемом… Я не хочу обрекать себя на эти муки, потому, потому… — он закричал и убежал за ширму.
Сибилла, только начавшая проникаться жалостью к этому непонятному существу, вздрогнула. За ширмой послышался хруст ломающихся костей, дикие стоны и крики, перемешанные со звериным рыком. Ей стало страшно. Долетали брызги крови и шмотки оторванного мяса, забрызгав стену. Сибилла заткнула уши и зажмурилась. Даже ее, видавшую виды, охватила паника. Когда она открыла глаза, было тихо. Набравшись храбрости, она посмотрела в сторону ширмы. ОТ свечи падала тень ужасного тяжеловесного зверя, стоявшего за ширмой в немом молчании.
— Выйди, покажись! — заикаясь проговорила Сибилла.
— Я ужасен. Я превратился в удовище и лучше мне не пугать тебя. А ты — все, что у меня осталосьт. Я полюбил тебя всем своим звериным сердцем.
Пораженная Сибилла не знала, что сказать.
— Я хочу увидеть тебя, каким бы ты не был.
— Так смотри же и почувствуй, каково это, быть оборотнем.
На долю секунды Сибилла увидела устрашающего кабана на коротких и толстых лапах, уродливого до безобразия, который с трудом передвигался из-за непомерного веса. Кабан убежал в раскрытые двери, едва не проломив пол под собою. Оставив Сибиллу, ошеломленную кошмарным недоумением…