-Прекрасно! – прошептала Мэри в искреннем восхищении. – Это прекрасно!..
-Я слышу в вашем голосе настоящее чувство, дорогая леди!
Мэри подняла голову и увидела прямо перед собой темноволосого человека с резковатыми, но по-своему красивыми чертами лица, главным на котором являлись глаза. Очень темные, живые, проницательные, как буравчики, но не злые, нет! Скорее, умные и пристальные.
-Добрый день, господа! Джереми Бердинацци к вашим услугам! – художник улыбнулся, и его улыбка оказалась совершенно обворожительной!
Мужчины пожали ему руку, а ладошку Мэри он поцеловал, заглянув ей в глаза и улыбнувшись как-то заговорщически.
-Так вам понравились мои акварели, мисс Мэри? Правда? – Бердинацци уселся на предложенный стул и… как-то сразу воцарился в комнате, оттеснив знаменитых музыкантов и, собственно, хозяина кабинета.
-Правда, сэр. Очень!.. Свет. Так много света! И так мастерски! Кажется, что в пасмурный день, в темной комнате ваши рисунки будут светиться сами собой…
-Мило… — пробормотал Бердинацци. – Очень мило сказано!.. Но, что же, я пришел посмотреть ваши работы. Мне сказали, что они хороши… Вы сами тоже так думаете?
Мэри улыбнулась.
-А знаете, думаю!
-И это хорошо, Мэри. Это очень хорошо!.. Беда художников и творцов вообще в том, что они пытаются добиться совершенства, которого нет. Вы должны знать об этом, если вы – художник. И мне думается… вернее, интуитивно, я чувствую, что при написании картины, например, есть такой момент, когда ты просто четко осознаешь – ВСЁ! Она написана! И любые дальнейшие старания – не просто пустое, но могут и навредить… Но это такой короткий, настолько неуловимый миг, что многие его не замечают, пропускают. И если вам нравятся ваши работы, стало быть, вы поймали его! Понимаете меня, Мэри?