-Здесь кто-нибудь ел апельсины? – внезапно спросил Бердинацци. – Совсем недавно?.. Или… печенье? Знаете, ванильное такое… Нет?

Риверс растерянно покрутил головой.

-Нет, мистер Бердинацци… Кажется, нет…

-А я бы сейчас съела апельсин!.. – пробормотала Мэри.

-Но если здесь никто не ел апельсинов…- задумчиво произнес Бердинацци. – Как это удивительно!.. Я слышал о подобных вещах, но такие упоминания являлись скорее, легендами, сказками…

-О чем вы, сэр? – настороженно поинтересовался Кайл.

Мэри почти не слушала, прикрыв глаза и молясь, что бы тошнота не возвращалась. Но кажется, ей действительно, полегчало, и когда она открыла глаза, немедленно натолкнулась на пронзительный взгляд Бердинацци.

-Что?.. Что вы так смотрите на меня? – удивилась она.

-Простите меня, мисс, но я хотел бы знать – эти рисунки…вот этот натюрморт, например, его вы писали с натуры? Или выдумали? А?

И он поднял рисунок с нарезанными апельсинами, развернув так, что бы Мэри увидела, о чем он говорит.

Мэри выдохнула и посмотрела на Кайла, будто, ища поддержки в его таком отцовском взгляде, в его лице, таком… таком родном… Но когда он раскрыл, было, рот, что бы как-то поддержать ее, она еле заметно мотнула головой – мол не надо, я сама… но спасибо тебе!

-Нет, мистер Бердинацци, я ничего не выдумывала, — произнесла Мэри, и Кайл, будто что-то почувствовав, налил ей в стакан еще воды и подал ей. – Но я и не видела никогда ничего подобного… Надо вам сказать, что когда я писала эту акварель, я жила в России, в простом деревенском доме без удобств, с печкой, которую надо было топить, с водой, которую надо было таскать с улицы. Я спала на старой бабушкиной кровати, в маленькой комнате, где я имела самый необходимый минимум очень простой мебели… Я хочу сказать, что нигде в жизни я не могла увидеть наяву ничего подобного… И не извиняйтесь – я не стесняюсь моей прежней жизни! Больше того, с некоторых пор мне кажется, что ее, этой прежней жизни и не было никогда…