Он плюхнулся обратно на стул и прикрыл лицо ладонью. Брэндон покачал головой и вздохнул, а Бердинацци сидел, уставившись на натюрморт.
-Мне… вы позволите мне сказать? – осторожно поинтересовался Риверс.
-Да, пожалуйста! – ответил за всех Джим. — Вы просите нас за…
-Ничего. Я понимаю так, что вокруг акварелей мисс Бероевой возникла странная ситуация, и это что-то очень личное… Но я хотел бы знать, все-таки, ваше мнение, мистер Бердинацци. Я имею в виду публикацию акварелей мисс Бероевой в виде красочного альбома. Что вы думаете о них в этом плане?
-Что я думаю… — пробормотал Бердинацци. – Что я думаю… Безусловно, они хороши! Они удивительным образом воздействуют на людей, хотя, возможно, кстати, и не на всех… Тем не менее, они понравятся людям! Они понравятся тем, кто любит вашу группу, мистер Моррис и вы, мистер Дуглас, тем, кто дорожит памятью об Эдди Далтоне. Но вот какая вещь меня беспокоит – я не уверен, что стоит публиковать все эти акварели. Вы же понимаете меня, мисс Мэри?
-Это, скорее, понимаю я, мистер Бердинацци! – заявил Кайл, глянул на Мэри и осекся. – Прости, Мэри! Прости!! Я ни в коем случае не думаю, что ты не понимаешь того, что происходит вокруг твоих рисунков…
-Не говори ничего сейчас, Кайл! – прервала его Мэри, утирая слезы. – Простите меня все! Но я… мне тяжело сейчас что-то решать, думать, выбирать, что надо и что не надо. Я неважно себя чувствую… Мне бы на улицу…
