– Это не оправдывает убийство Стефании, рабочих, жителей деревни… – внутри начинала кипеть злость: никто не смел так говорить о приемной матери. 

– Если хочешь добрый урожай, не дай сорнякам загубить его. Ведь так учили раньше? Прости, что поступил, как последний подонок. Прости, что чуть не оборвал и твою жизнь! Я просил убить только Стефанию, но не уничтожать целую деревню. А когда узнал, что там устроили… Как я беспокоился за тебя, просил найти живым или мертвым, но найти. Мне сказали, что там не было юноши в одежде археолога-европейца. А когда пропали останки Птаххетепа, понял, что ты жив. Я поступил так жестоко и глупо! Прости! Сколько раз я пытался раскрыть Стефи глаза на твое будущее, просил отпустить в свободное плавание по миру науки, отпустить к Брайтону в Лондон учиться, но она и слушать не хотела. Аджари ни на миг не рассталась бы с тобой. Ты был для нее смыслом жизни: прошлым, настоящим и будущим. А я хотел свободы для тебя!

Душа рвалась на части: Захия был прав – с ней я не сделал бы такую карьеру ученого, застряв до конца дней среди песков и мастаб Саккары, но с другой стороны… Нет! Убийство как средство достижения цели было несовместимо с человеческой моралью.

– Сейчас же, – продолжил Захия, – предлагаю пойти по карьерной лестнице дальше и осуществить свою мечту.

– Кто-то еще должен умереть? — я задал вопрос и одновременно проконстатировал факт.