– Сахемхет! – беспокоясь, крикнул я в шахту.

– Поднимай! – услышал снизу в ответ.

– Кофе положи в корзину! Я уже отключаюсь!

– Готово! Тяни!

Вытянув ее наверх, первым делом схватил термос и глоток за глотком выпил весь крепкий кофе. Спать уже хотелось меньше. Отвязал корзину с папирусами, поставил в багажник, конец веревки снова сбросил в шахту. Всего я поднял девять корзин с записями, десятую – с оборудованием. Пока все бережно раскладывал в машине, из шахты вылез Сахемхет. Он протянул мне связанную рукавами рубашку, в которой оказались не поместившиеся в тару свитки. Мы вытащили лестницу и, закрыв решеткой вход, защелкнули замок.

– Домой? – я завел двигатель.

– Конечно, домой, только к тебе.

– Никогда бы не подумал, что стану расхитителем гробниц, – произнес с гордостью и добавил уже шепотом, – надеюсь, Захия не узнает про нашу наглость?

Юноша только звонко рассмеялся вместо ответа и прищурил левый глаз.

Взбодрившись холодным душем и горячим кофе, всю оставшуюся ночь и утро мы разбирали папирусы, герметично упаковывали в пакеты и раскладывали по моим чемоданам. Для своих вещей я собирался воспользоваться дорожными сумками Стефании.

Как и обещал Сахемхет, ключ от гробницы к обеду лежал на столе у Захии. На вопрос «Что же вы там делали?» юноша ответил со вселенским спокойствием: «Фотографировали. Меня интересовали только рисунки и надписи на стенах».

Хавасс, пораженный такой мальчишеской наглостью, позаботился о том, чтобы как можно быстрее вышвырнуть нас из страны без проволочек в виде таможенного досмотра, за что мысленно поблагодарил его и пожелал долгих лет жизни. В лондонском аэропорту мы тоже только формально прошли досмотр, ибо всех торопил разнервничавшийся до истерики доктор Винтер. Оставив в квартире багаж и Сахемхета, я направился в музей на оценку экспонатов. Когда же затемно вернулся, меня ждали разложенные по шкафам пакеты с папирусами, бутерброды и остывший, но вкусный чай.