— Кто этот Эна? — спросил почему-то Каэрэ.

— Степняк, один живет. Шаманит мало-мало. Великий Табунщик его любит — коней, скот, людей лечи. Кого ли-Игэа не лечи, того к Эне вези-торопись…

Рассказ Циэ был прерван шумом и криками за дверьми конюшни.

— Что ходи-смотри, коней пугай! — крикнул степняк, вываливаясь наружу. Вглядевшись в группу рабов, он воскликнул: — Зачем вышивальщица взял?

Каэрэ опередил его, сбив с ног одного из мельничных рабов, тащивших упиравшуюся Сашиа. Подоспевший Циэ помог разогнать остальных.

— Зачем дева Шу-эна обижай? — наставительно спросил Циэ у не успевшего спастись бегством раба и встряхнул его, взяв за шиворот.

— Отпусти, Циэ, — взмолился мукомол. — Уэлэ сказал, что она теперь такая же, как все, и что любой из нас может ее взять!

— Каэрэ ее бери тогда, не вы! — гаркнул Циэ, отшвыривая раба, который рад был избавиться от хватки степняка.

Каэрэ сделал шаг к Сашиа, прижавшейся к деревянной стене конюшни, и неожиданно услышал голос за спиной:

— Драться можешь хорошо. Позабавил. Ли-Игэа тебя и впрямь вылечил.

Старший жрец Уурта, до этого спокойно наблюдавший за потасовкой, в сопровождении двух младший жрецов-тииков со смоляными факелами в руках, приблизился к ним.

— Ну, что же, Сашиа — быть тебе женой конюха, а не мукомола, — усмехнулся он, — раз не захотела служить Темноогненному. А ты не бойся, раб-конюх! Смелее! Все эти россказни о том, что того, кто обесчестит деву Шу-эна, покарает Табунщик — суеверие.