Уэлиш судорожно вскинул руку вверх.

— Ты… что, посвящен Великому Уснувшему, что так вольно поминаешь его имя?

— Нет. Я же сказал: я служу Тому, кто все сотворил. Он не спит.

Уэлиш и тиики снова повторили свой странный жест. Каэрэ глядел на них с удивлением.

— Только посмей еще раз назвать его имя! Пойдешь со мной в Тэ-ан, ли-шо-Нилшоцэа разберется, карисутэ ты или нет. Но в жертву Уурту тебя как пить дать принесут. В цепи его до утра!

…Снова они сидели рядом – дядя Николас и он, Каэрэ, но уже не на земле, а в лодке, и в руках дяди Николаса были весла.

— Возьми – надо грести, — сказал дядя Николас. – Видишь дорогу через море? По ней прошел Жеребенок Великой Степи.

И он указал на идущий до самого горизонта  – и дальше, за пределы земли, – след дельфина. Словно две волны навек остались стоять друг напротив друга, не колеблясь, не сходясь…

Он очнулся оттого, что кто-то поил его прохладной водой.

— Сашиа? – прошептал он.

— Тише, тише… Услышат… пей!

— Я хотел сказать тебе, Сашиа, — проговорил он, сделав два или три глотка, — что ты веришь в неверных… ложных богов. Надо молиться только одному Богу, который все создал.

Девушка удивленно и печально смотрела на него, ничего не говоря. Потом она осторожно коснулась его скованной руки и начертила на ладони Каэрэ две пересекающиеся линии. Он недоуменно посмотрел на нее, и она сникла. Ему стало ее жаль. Может быть, она и поймет когда-нибудь то, что он пытается ей рассказать.