Я вошел в кабинет, сразу сел на стул. Мне померили давление. Высокое.  

– Волнуешься, что ли? – спросила медсестра, которую, скорее всего, и шпилил старшина.  

– Н-нет, – замешкался я. Мне очень хотелось совершить прыжок, и никакое высокое давление не могло мне помешать.  

– Давай-ка постой немного, успокойся и зайди после еще одного человека, – добро сказала медичка.  

После меня зашли еще два пацана. Они прошли проверку и вышли из здания – ждать своей очереди к взлету.  

Я беспокоился. Все это время, все эти дни сплошных тренировок я терпел ради этого прыжка. И вот, когда настало время, я испугался. В голове зарождались, одна за другой, мысли о плохом исходе. Что все-таки будет, если я не увижу над своей головой купол? Я тушей полечу вниз, слыша, как с земли кто-то кричит в громкоговоритель. Земля становится все ближе, мысли становятся более приземленными – о семье, о будущем, которому не дано случиться, о друзьях – Д. и В. Как это будет выглядеть? Они сейчас тренируются, завтракают и снова приступят к тренировкам и маршировкам. И тут до них дойдет новость: не стало вашего пацана, разбился с высоты семисот метров. И поднимают меня на носилках, укутывают во что-нибудь на подобии одеяла. Но еще хуже: почувствовать боль при приземлении. Не падение убьет меня, оно мне нужно, чтобы успеть исповедаться на уровне с Богом (он же тоже на небе). Но упав на землю, что я испытаю? Что испытывает человек при падении с нескольких сот метров, с полной гарантией, что ему не жить? Будет ли в мозгу нейрон, который успеет дать информацию, что голова треснула на части? Ребра сдавило при приземлении и впились в органы?