— Что  с  тобой, Терри – Т-1001  по  имени  Иоланда  произнесла  ему, видя, как  тот  весь  даже  зарделся  от  ее  красоты  и  онемел.

  Она  улыбнулась  ему  широко, но  стараясь  более  менее  приветливо,  и  подошла  к  обнявшему  ее  за  талию  Т-Х/GА119  андроиду  Алексею – Прейди  в  себя  и  веди  нас  на  свой  пляж.

  Терри  Малрой  быстро  собравшись, и  как  маленький  пристыдившийся  ребенок, моргая  своими  глазами, произнес  им  двоим – Простите, забылся  немного. Идемте.

  Он  повел  их  по  белому  коралловому  горячему  песку  пляжа  Топанга  Бич      к  синим  бушующим  океанским  волнам, где  носились  в  небе  альбатросы  и  чайки, громко  крича  над  самими  волнами.

  Однажды  Терри  был  влюблен  в  одну  похожую  на  Иоланду  женщину. Танцовщицу  в  одном  в  самом  центре  города  ночном  стрипбаре  под  звонким  названием  «Погремушка». Его  еще  называли  частые  постояльцы  этого  заведения  за  глаза «Змеиный  притон». За  постоянные  там  драки  и  порой  даже  убийства  по  пьянке.

  Так  вот, Терри  Малрой  любил  там  одну  женщину. До  беспамятства. Но  безответно. Та, лет  тоже  не  старше  тридцати  и  по  имени  Джоней  Маккафферти, видимо  шотландка  или  ирландка  по  происхождению. Терри  наводил  справки  о  ней. Но  с  восточными  корнями, как  ни  странно  в  своем  роду. Была  танцовщицей  живота  и  гвоздем  своего  номера. Как  и  гвоздем  того  ночного  порочного  городского  шумного  бара  для  всякой  ночной  шушеры  и  швали  города. И  Терри  не  пропускал  ни  одного  ее  практически  музыкального  номера. Даже  порой  на  своем  ночном  дежурстве, заскакивая   и  успевая  к  ее  выступлению.  Он  видел  ее  вот  такой  же  всегда  там  и  почти  целиком  голой. Там  на  высокой  сверкающей  огнями  сцене  и  извивающейся  в  танце  змеи  под  восточную  музыку  и  барабаны. Рабыней  или  жрицей  порочной  любви. Целиком  всю  измазанную, вероятно  для  пущего  зрительского  недвусмысленного  эффекта, какой-то  скользкой  мазью  или  гримом. Лоснясь  и  переливаясь, реально  как  живая  змея  своей  шкурой  в  ярком  ореоле  сценического  света, она  Джоней  Маккафферти  танцевала  там  свое  танго  цветов. Под  дикие  крики  и  свист  пьяных  жлобяр  и  почти  неуправляемых  мужиков.  Под  ту  восточную  музыку  и  гремящие  барабаны. С  гремящими  ей  в  ответ  металлическими  чашечками  сагатами  в  своих  руках. В  золоте  браслетов  и  прочих  украшений. В  одном  вот  таком  же  бикини. Плавках  и  лифчике. Только  из  сверкающей  золотом  материи  и  гремящих  всяких  там  сцепленных  висюлек  и  побрекушек. С  золоченым  пояском  вокруг  своей  женской  гибкой  узкой  талии  и  широких  бедер. Эта  Джоней  Макафферти  выделывала  перед  его  глазами  и  ревущими  в  пьяном  сексуальном  бешенстве  мужиками, рокерами  и  прочей  городской  уголовной  швалью  такие  круги  своим   с  круглым  пупком  голым  и  вот  таким  же, как  у  Иоланды  животом, что  притон  просто  дурел  и  ревел  как  бешенный, сотрясая  все  кругом. А  она  плясала  и  вилась  как  дикая  в  сексуальной  необузданной  страсти  змея. Тряся  вот  такой   в  точности  полной  трепетной  в  том  восточном  танце  лифчике, а  порой  и  чаще  всего  без  него, обнаженной  целиком  и  с  торчащими  сосками  грудью, мельтеша  перед  Терри  пьяными  от  неразделенной  любви   глазами. Выгибаясь  в  своей  гибкой  тонкой  талии  назад  к  ревущей  в  неистовстве  пьяной   буйной  публике, практически  переламываясь  пополам  в  спине  и   раскинув  свои  с  гремящими  на  весь  зал  сагатами  руки. Запрокинув  свою  в  золоченом  венце  голову  и  свесив  вниз  над  самым  полом  свои  длинные  рыжие  вьющиеся  змеями  волосы. С  закаченными  под  лоб  под  черными  узкими  бровями  такими  же  зелеными  женскими  глазами, как  у  Иоланды   от  жаркого  сексуального  до  безумия  восточного  танца  и  взглядов  беснующихся  пьяных  и  бьющих  друг  другу  морды  из-за   нее  мужиков  Джоней  Маккафферти  танцевала  свое  знаменитое  на  всю  городскую   округу  восточное «Танго  цветов».