-«Ты отнял много жизней, сказал ОН, — Эпиус прикрыл глаза, вспоминая, — но отныне, пройдя через смерть, ты не возьмешь ни единой. С этой поры ты будешь беречь жизнь и приумножать её. Иди, сын мой, и помни мой завет»…
Тьёчи одел шлем и свистнул коню.
-Что ж, как я и обещал, я не расскажу о тебе в легионе. Пусть все остается как есть. К тому же ты вряд ли теперь веришь в Мать-Землю и Белую Луну. Наши храмы не для тебя… Забирай своих близких и идите.
Эпиус чуть улыбнулся и склонил голову в знак благодарности. За его спиной с котомками и пожитками, свиньями на веревках, ослами, навьюченными скарбом и орущими детьми, собралась вся деревня.
-Постой, — Первый центурион рассерженно шагнул к толпе, — я же сказал «своих близких», не более того.
-Они все мне близкие, Первый.
-Мать-Земля! – покрутил головой Тьёчи, — не думаю, что ты кривишь душой, но… это слишком необычно для меня.
-Позволь напомнить тебе о когорте, манипуле, центурии? Разве их люди не дороги тебе?
Тьёчи зачем-то снял шлем и сунул его под руку.
-Гроза вечером, думаю, будет, — сказал он, посмотрев на гору нависшую над деревней и клубившуюся
туманом. – Хорошо это. Станет посвежее. Я понял тебя, воин. Уходите все, пока дорога на север открыта.
Эпиус по-уставному прижал кулак к сердцу и развернувшись что-то крикнул беженцам. Толпа шевельнулась и быстро потекла к выходу из деревни. Женщина Эпиуса Оти подбежала к мужу, сунула ему в руки узелок, показав глазами на Тьёчи и бросилась обратно к кричащим детям.
-Еда для тебя, командир, — бывший солдат передал узелок Тьёчи, — ты хотел знать направление?
-Благодарю за пищу, а свой путь…, — центурион посмотрел на гору, — я теперь знаю.
-Да, чуть не позабыл, — пряча кулек в седельную сумку, добавил он, — возьми это. Половина имперской серебряной кроны разрезанная особым образом послужит пропуском в крайнем случае. Но думаю, что все обойдется.
-Ты слишком добр к нам, Первый.
-Пустое.
-Разреши последний вопрос, перед тем как я уйду?
-А нужно ли?
-И все же.
-Тогда только один и короче, — центурион вновь одел шлем и сунул ногу в стремя.
-А что тебе самому сказал Старик на горе?
-«Я даю тебе ещё одну жизнь ради других жизней. Если можешь помочь детям моим – помоги. Если не можешь, то не мешай другим сделать это».
Эпиус кивнул и поспешил за своими, а Тьёчи легко взлетел в седло. И пока последний из уходящих людей не скрылся из виду, Первый центурион Пятого легиона «Гарпии» неподвижно сидел в седле о чем-то размышляя, позволив боевому коню нетерпеливо грызть удила и бить копытом о землю.

-Знаешь, Первый, — негромко сказал легат, откинувшись на великолепном ложе и попивая вино из кубка, — на северной границе ала «Молниеносных» перехватила кучку оборванных варваров. В доказательство того, что они честные подданные один из них показал половину серебряной кроны. Согласно уложениям, их обыскали и не найдя оружия, отпустили восвояси. Охранную же половину кроны изъяли и доставили сюда. Теперь вот, тайная стража ищет её бывшего владельца. Твоя-то, надеюсь, при тебе?
-Нет, легат. Это я отдал им свою полукрону.
-Что ты наделал! – вскричал легат, отшвыривая кубок и поднимаясь на ноги. — Зачем ты им дал её, глупец? Враги – всегда и везде враги. Ни капли снисхождения не должно быть в наших сердцах. И не мне говорить тебе, ветерану, об этом!
Тьёчи усмехнулся его словам, вспоминая, как поднялся на гору под проливным дождем и действительно увидел Старика на горе. ТОТ сидел под огромным дубом с такой пышной листвой, что ни одна капля не падала на ЕГО одежду. Старик приветливо посмотрел на него и усадил рядом с собой на огромный покрытый мхом валун, возле бьющего из-под земли родника. Они долго говорили. Тьёчи много спрашивал и незамедлительно получал обстоятельные ответы. Перед ним открывалась совсем иная удивительная жизнь без зла, боли и ненависти.
-Ты не слушаешь меня! – Легат сердито стукнул кулаком по столу. – Сейчас же собирайся и отправляйся в Западные провинции Империи. Не смей носа показывать оттуда, пока я тебе не скажу! Мать-Земля, почему ты лишаешь ума своих лучших сынов? Всё. Иди, центурион!
Тьёчи вытянулся, стукнул себя кулаком по панцирю и, резко повернувшись, вышел вон.
«Иди, Человек! Теперь ты знаешь цену жизни – она бесценна, если прожита не впустую!»