Первый центурион.
Дома.

    Войдя в свои покои, легионер увидел накрытый стол. Обойдя его и оценивая, Тьёчи порадовался некой разнообразности угощений. Но, опять же, надломил лишь хлеб и сыр, запивая все вином.
-Вам не по вкусу жареное?
Вопрос был задан из глубины алькова.
-Мне не по вкусу неожиданности. – Тьёчи обернулся и посмотрел в полумрак.
-Я понимаю «Гарпий»! – Навстречу ему появилась женщина. – Жареное мясо вызывает воспоминания! Костры и горы трупов, как правило.
-Нет! Просто не люблю. Я… — центурион оценил ее полупрозрачную тунику взглядом, — хотел бы спросить, что вы тут делаете и кто вы такая.
-Я жена Канта. Очередная жена видного полководца. Впрочем, думаю, последняя и настоящая.
-Вот как?
Она усмехнулась пухлыми губами и изящными пальцами откинула локон с безупречного лба. Глаза, больше похожие на темные омуты, взглянули на Тьёчи.
-Именно так!
Центурион сжал кулаки.
-Ты лишь женщина!
-О да! Но, твое «лишь» неуместно. «Дочь моя, преумножай племя моё! Все на этой земле — мои дети, даже рожденные в грехе и пороке!»
Тьёчи понял.
-Ты говорила с Ним?
-Да. И ты говорил. Я знаю. Мы приближены им к себе.
Тьёчи помедлил, раздумывая.
-Он нас не приблизил. Лишь объяснял нам, для чего мы нужны тут.
Женщина подошла к нему вплотную и коснулась шрама на щеке.
-Ты не понял. Я должна преумножать Его племя.
Тьёчи отстранился от неё.
-Ты — жена моего командира.
-Но что это значит, раз он нас отметил?
Центурион вдруг понял – Старик-на-Горе дал им лишь направление, а кто из них выберет правильное, зависит от личных качеств.
-Возьми меня! – шепнула женщина. – Я должна выполнять Его наказы.
Тьёчи почувствовал огромное желание повалить её на пол и овладеть. Но что-то сверкнуло искрой в мозге.
-Ты и впрямь, этого хочешь?
-Конечно.
Усмешка Тьёчи, наверное, выразила все его отношение к подобному предложению.
-Ты отказываешь не мне, — устало произнесла женщина. – Ему. У меня пять детей, угодных Богу. Шестого он бы отметил своей печатью.
-Я уверен, что отметит. Но его слова мне — «Иди, Человек! Теперь ты знаешь цену жизни – она бесценна, если прожита не впустую, по чести и совести!» А честь и совесть не дает мне возможности сделать то, что ты просишь, чужая жена.
Женщина улыбнулась и кивнула:
-Я тебя понимаю.
Центурион наполнил кружку вином и осушил ее.
-Солдат! – Кант Вроний вышел из полутьмы алькова, — Прости меня… и нас, — он взял руку жены в свою. – Мы должны были увериться в тебе. Не смотри так удивленно! Мы новообъявленные. И почти весь Кедастос. Ты – давно уже один из нас, Тьёчи. И доказал это сейчас ещё раз. Добро пожаловать домой, брат мой! Нам надо много что обсудить, но это касается уже внешнего мира. А здесь – ты дома! Будь свободен и спокоен. Он видит каждого из нас, чувствует все наши помыслы и желания. Мы все его дети.
 Они и впрямь показались Тьёчи детьми. Стояли перед ним, держась за руки, и приветливо улыбались. Центурион кивнул им, приложив руку к сердцу, которое вдруг сильно забилось. Он теперь понял, почему так странно чувствовал себя, находясь в Кедастосе. Солдат, наконец, оказался Дома, в полном смысле слова…