Вечерело. Солнце медленно, но неумолимо опускалось в волны Зеленого моря. С широкой набережной было видно, как лодки рыбаков спешили к берегу, кто на веслах, а кто под парусом, стремясь сбыть свой улов в затихающем порту. Но на улицах было все так же шумно и людно. Тьёчи неспешно шел в толпе, приглядываясь к окружающим и оценивая местную жизнь. Чисто. Опрятные дома и много зелени. Цветные масляные фонарики, тихая музыка из окон. Люди навстречу чаще улыбаются, чем хмурятся. Городской стражи не видно, лишь на большой площади ему встретился один патруль, да и тот помогал возничему повозки одеть соскочившее с оси колесо. Какая-то странная и непонятная атмосфера всеобщей благости. Будто это не Имперский город, а… м-м… неизвестно что.
Решив поразмыслить, Тьёчи направился к первой же замеченной таверне.
-Входите, дорогой гость! – хозяин-старик, приветливо улыбнулся ему и поспешил навстречу. – Что угодно?
-Тихое местечко у окна и пиво, если таковое тут подают.
-Конечно! Прошу вас.
Тьёчи усадили в самом углу возле большого окна, где он мог наблюдать улицу. Пиво появилось через минуту. Холодная кружка с пенным напитком. Хозяин постоял около центуриона еще немного и откланялся, поспешив по другим делам.
Гостей в заведении было достаточно. Большинство столов занято. На небольшом возвышении посреди зала сидел музыкант, точнее музыкантша. Она негромко напевала какую-то песню, перебирая струны лютни. Кто-то слушал, кто-то аккуратно ел, стараясь не греметь вилками. Тьёчи попробовал пиво. Неплохое. Хотя на Севере покрепче. Он сделал еще один глоток и, подняв глаза, встретил взгляд исполнительницы. Она, не отрываясь, смотрела на него и, ему даже стало казаться, что поет она только ему. Он постарался вслушаться в слова песни и вдруг узнал Песнь галерных рабов. Не самую подходящую для увеселительного заведения. Тьёчи не отвел глаз в сторону и не вскинул в недоумении брови. Он невозмутимо пил свое пиво, и Песня, конечно, закончилась раньше, чем содержимое кружки. Музыкантша спустилась со своей маленькой сцены и направилась прямо к нему.
-Разрешишь? – она указала на свободный стул.
-Будь добра, — кивнул он. – Пиво?
-Нет! – она села.
На вид лет 30. Но седина в темных волосах и на запястьях рубцы. Легионер знал от чего такие бывают. Глаза влажные,
набухшие слезами. Однако в целом приятной внешности.
-Что же ты хочешь? – спросил он.
-Только спросить.
Тьёчи, конечно, не знал, о чем его спросят, поэтому предупредил женщину:
-Бывают не очень удобные вопросы и ответы на них не так просто получить.
Та усмехнулась, неуловимо подобралась, чисто кошка перед прыжком, и с некой издевкой в голосе медленно произнесла:
-Ну кто может сомневаться в храбрости Первого центуриона «Гарпий»?
Теперь пришел черед Тьёчи. Он внутренне напрягся. Быстро тут вести расходятся. Солдаты у ворот, служанка? Кто-то что-то кому-то шепнул, сказал, крикнул? Все может быть. Но эта знает его в лицо.
-Сомнения это всегда слабость, — произнес он, глядя ей в глаза, — любо делай что должно, либо…
-Я не собираюсь причинять тебе вред! – шепнула она, наклоняясь к нему, — я хочу только спросить, как хорошо тебе спится? Не мучают ли каждого из вас по ночам души детей с острова Аш, которых «Гарпии» изничтожили?
-Мучают. Меня. Про других не скажу, не знаю. Теперь ты довольна?
Женщина откинулась на стуле, видимо удовлетворенная его ответом. Оглянулась на хозяина таверны, который улыбнулся ей и указал на сцену, напоминая о работе.
-Меня ты, естественно не помнишь, легионер! Я была совсем ребенком, когда вы пришли. Но я тоже травила ваших коней и сыпала яд в колодцы. Тебя я помню и всегда помнила. Это ты приказал убивать нас на месте преступления… Это ты… отправлял нас в Империю на больших вонючих галерах, что бы мы умирали по пути… Это ты лишил меня родины и семьи…
Тьёчи заметил, что на них стали поглядывать другие. Слишком громким стал ее шепот. Если так пойдет дальше, то закончится плохо. Оружия нет ни у кого, но и мягкий столовый нож тут сгодится. Бить только наверняка. Женщины не помеха, а человек десять мужчин проблема не такая уж и большая. Но что скажет Кант Вроний? Первый день в городе и трупы! А они ведь будут… хотя ему этого совершенно не хочется.
-Ты не слушаешь меня! – она тронула его за руку тонкими пальцами. Изящными, достойными любого музыкального инструмента. А изувеченные кандалами запястья можно прикрыть браслетами…
-Ты слышал, что я сказала?
Тьёчи нахмурился припоминая.
-Я сказала, что прощаю тебя! Прощаю полностью за всё и не числю тебя своим врагом. Я это давно сделала в своей душе, а сейчас мне повезло сказать об этом тебе в глаза. Надеюсь, ты тоже простишь меня, за тех, кого погубили мы.
Последние слова она сказала нарочито громко и напряженная атмосфера в зале мгновенно исчезла.
-Почему? – спросил он, с налетом безразличия.
-«Простите сыновей и дочерей моих, ибо они не ведали, что делали. По умыслу или без него. И простив, вы тоже будете прощены за ваши деяния и придете ко мне светлыми и чистыми, как дети». – Проговорила ли, пропела ли она, но Тьёчи обрадовался ее словам. В Кедастосе были верящие в Старика-на-Горе. Как-то уж так сложилось, что центурион Пятого легиона, состоя на жаловании Императора и служа в его армии, своей душой был на стороне новобъявленных верующих. Да и как по-другому бы он поступил после той памятной встречи?
-Ты говорила с ним? — спросил он женщину.
Та уже отошла от его стола, но вопрос услышала.
-Нет,- в ее голосе звучало сожаление, — с ним говорят лишь избранные. А я читаю их рукописи. Но может, когда-нибудь он удостоит и меня этой чести.
-Удостоит. – Тьёчи сказал это так уверенно, что она изумленно подняла брови. – «Иди, Человек! Теперь ты знаешь цену жизни – она бесценна, если прожита не впустую, по чести и совести!»
-Так ты…
-Да. Но сейчас не время и не место это обсуждать. Позже увидимся.
-Констанца. Меня зовут Констанца! – она кивнула ему, прощаясь.
Следующая песня, Констанцы была радостной и безмятежной. О любви. Легионер же допил свое пиво, бросил серебро на стол и вышел на улицу.
Решив поразмыслить, Тьёчи направился к первой же замеченной таверне.
-Входите, дорогой гость! – хозяин-старик, приветливо улыбнулся ему и поспешил навстречу. – Что угодно?
-Тихое местечко у окна и пиво, если таковое тут подают.
-Конечно! Прошу вас.
Тьёчи усадили в самом углу возле большого окна, где он мог наблюдать улицу. Пиво появилось через минуту. Холодная кружка с пенным напитком. Хозяин постоял около центуриона еще немного и откланялся, поспешив по другим делам.
Гостей в заведении было достаточно. Большинство столов занято. На небольшом возвышении посреди зала сидел музыкант, точнее музыкантша. Она негромко напевала какую-то песню, перебирая струны лютни. Кто-то слушал, кто-то аккуратно ел, стараясь не греметь вилками. Тьёчи попробовал пиво. Неплохое. Хотя на Севере покрепче. Он сделал еще один глоток и, подняв глаза, встретил взгляд исполнительницы. Она, не отрываясь, смотрела на него и, ему даже стало казаться, что поет она только ему. Он постарался вслушаться в слова песни и вдруг узнал Песнь галерных рабов. Не самую подходящую для увеселительного заведения. Тьёчи не отвел глаз в сторону и не вскинул в недоумении брови. Он невозмутимо пил свое пиво, и Песня, конечно, закончилась раньше, чем содержимое кружки. Музыкантша спустилась со своей маленькой сцены и направилась прямо к нему.
-Разрешишь? – она указала на свободный стул.
-Будь добра, — кивнул он. – Пиво?
-Нет! – она села.
На вид лет 30. Но седина в темных волосах и на запястьях рубцы. Легионер знал от чего такие бывают. Глаза влажные,
набухшие слезами. Однако в целом приятной внешности.
-Что же ты хочешь? – спросил он.
-Только спросить.
Тьёчи, конечно, не знал, о чем его спросят, поэтому предупредил женщину:
-Бывают не очень удобные вопросы и ответы на них не так просто получить.
Та усмехнулась, неуловимо подобралась, чисто кошка перед прыжком, и с некой издевкой в голосе медленно произнесла:
-Ну кто может сомневаться в храбрости Первого центуриона «Гарпий»?
Теперь пришел черед Тьёчи. Он внутренне напрягся. Быстро тут вести расходятся. Солдаты у ворот, служанка? Кто-то что-то кому-то шепнул, сказал, крикнул? Все может быть. Но эта знает его в лицо.
-Сомнения это всегда слабость, — произнес он, глядя ей в глаза, — любо делай что должно, либо…
-Я не собираюсь причинять тебе вред! – шепнула она, наклоняясь к нему, — я хочу только спросить, как хорошо тебе спится? Не мучают ли каждого из вас по ночам души детей с острова Аш, которых «Гарпии» изничтожили?
-Мучают. Меня. Про других не скажу, не знаю. Теперь ты довольна?
Женщина откинулась на стуле, видимо удовлетворенная его ответом. Оглянулась на хозяина таверны, который улыбнулся ей и указал на сцену, напоминая о работе.
-Меня ты, естественно не помнишь, легионер! Я была совсем ребенком, когда вы пришли. Но я тоже травила ваших коней и сыпала яд в колодцы. Тебя я помню и всегда помнила. Это ты приказал убивать нас на месте преступления… Это ты… отправлял нас в Империю на больших вонючих галерах, что бы мы умирали по пути… Это ты лишил меня родины и семьи…
Тьёчи заметил, что на них стали поглядывать другие. Слишком громким стал ее шепот. Если так пойдет дальше, то закончится плохо. Оружия нет ни у кого, но и мягкий столовый нож тут сгодится. Бить только наверняка. Женщины не помеха, а человек десять мужчин проблема не такая уж и большая. Но что скажет Кант Вроний? Первый день в городе и трупы! А они ведь будут… хотя ему этого совершенно не хочется.
-Ты не слушаешь меня! – она тронула его за руку тонкими пальцами. Изящными, достойными любого музыкального инструмента. А изувеченные кандалами запястья можно прикрыть браслетами…
-Ты слышал, что я сказала?
Тьёчи нахмурился припоминая.
-Я сказала, что прощаю тебя! Прощаю полностью за всё и не числю тебя своим врагом. Я это давно сделала в своей душе, а сейчас мне повезло сказать об этом тебе в глаза. Надеюсь, ты тоже простишь меня, за тех, кого погубили мы.
Последние слова она сказала нарочито громко и напряженная атмосфера в зале мгновенно исчезла.
-Почему? – спросил он, с налетом безразличия.
-«Простите сыновей и дочерей моих, ибо они не ведали, что делали. По умыслу или без него. И простив, вы тоже будете прощены за ваши деяния и придете ко мне светлыми и чистыми, как дети». – Проговорила ли, пропела ли она, но Тьёчи обрадовался ее словам. В Кедастосе были верящие в Старика-на-Горе. Как-то уж так сложилось, что центурион Пятого легиона, состоя на жаловании Императора и служа в его армии, своей душой был на стороне новобъявленных верующих. Да и как по-другому бы он поступил после той памятной встречи?
-Ты говорила с ним? — спросил он женщину.
Та уже отошла от его стола, но вопрос услышала.
-Нет,- в ее голосе звучало сожаление, — с ним говорят лишь избранные. А я читаю их рукописи. Но может, когда-нибудь он удостоит и меня этой чести.
-Удостоит. – Тьёчи сказал это так уверенно, что она изумленно подняла брови. – «Иди, Человек! Теперь ты знаешь цену жизни – она бесценна, если прожита не впустую, по чести и совести!»
-Так ты…
-Да. Но сейчас не время и не место это обсуждать. Позже увидимся.
-Констанца. Меня зовут Констанца! – она кивнула ему, прощаясь.
Следующая песня, Констанцы была радостной и безмятежной. О любви. Легионер же допил свое пиво, бросил серебро на стол и вышел на улицу.
04.10.2020
