-Мусенька… — тихий его голос. – Моя родная девочка…
Туман рассеялся, и я увидела, как заблестели от слез его глаза, как дрогнули черты лица, и я не вынесла его печали – я бросилась в его объятия и расплакалась.
-Такеши!.. Господи, Такеши!
Ибо дедушкой такого молодого человека я не могла назвать. А он обнимал меня, и дрожали руки его, гладили мои волосы, а губы целовали мое лицо. Он, точно, ощупывал его пальцами, гладил и плакал.
-Мусенька моя маленькая! Как же ты похожа на нее!.. Как похожа! Точно, две вишенки с одного дерева, с одной веточки… Вишенка моя! Я так счастлив видеть тебя! Знать, что ты есть… И Кенджи так любит тебя! Совсем так же, как я люблю Марусю… Я чувствую, как дрожит его сердце. Эта дрожь не пройдет никогда, Мусенька, не пройдет! Если он такой же, как я… Не скрою, было время, когда я пытался забыть, зная, что не быть мне с Марусей, не обнять ее ни за что. Не смог… Когда я бежал отсюда, когда в последний момент сумел попасть на торговое судно, уходившее в Японию…
Внезапно, словно, ветер налетел, мраком нас накрыло и запах… запах гари, как будто. Кое-как я смогла открыть глаза – так сильно рвался ветер прямо в лицо. Все подо мной раскачивалось, и я поняла, что это корабль, что пахнет дымом из трубы.
-Такеши! – пискнула я в страхе, обернулась и увидела его.
В нелепых мятых брюках и пиджаке, тоже, словно, не с его плеча, распахнутая на груди грязная рубаха. Он стоял, согнувшись и опершись вытянутыми руками о перилла, и плакал, так рыдал, что сердце разрывалось, глядя на него. Я медленно подошла ближе и услышала лишь: