-Все я понимаю, Кирилл Владимирович! – вздохнула санитарка. – И не ругаю совсем. Только что переживать-то так?! Никуда ее японец не денется! Он же жить без нее не может, за версту видать! А она все – где он, да где он?? Разве ж так можно душу себе рвать на пустом-то месте??.. Вот погодите, придет ваш Аркадий Францевич и покажет всем, где раки-то зимуют!
-Простите меня! – всхлипнула я, обращаясь к Полине Карловне. – Я тут капризничаю… Но я… я едва его не потеряла.
-Да я и не злюсь… Я ведь только санитарка и все это не мое дело. Моя работа – убирать, помогать, ухаживать. Простите!.. Кирилл Владимирович, вам бы полежать!
Он и вправду был бледен, рука прибинтована, но улыбался совершенно искренне. Сел на краешек моей каталки.
-Вы просто молодчина, Машенька! И как только не испугались?! Я теперь у вас в долгу.
-Мне помогли. Очень! А иначе я не смогла бы, наверное… Так жутко стало, когда двигатели встали!
-На операцию-то пойдете? Не испугаетесь? Хотя, что я спрашиваю! Вы побоитесь подвести меня перед глазами Аркадия Францевича, а еще вам жить теперь хочется. Ведь правда?
Кирилл с улыбкой заглянул мне в глаза.
-Правда… Что-то он задерживается. Разве это так долго – помыться и переодеться?
-Господи, Машенька, прекратите сейчас же! Вы такое пережили, что я понимаю, нервы ни к черту, боитесь всего на свете. Но Кенджи ваш здесь и никуда не денется, поверьте!
И словно, в подтверждение его слов дверь в палату распахнулась, и Кенджи в форме санитара вкатил тележку, набитую снедью.
