Он обнял меня еще крепче.
-Нет. Не уйду, — прошептал он. – Если ты простишь меня… Если ты уверена…
-Да! Да! Да! Я уверена! – прокричала я. – И ты не мог этого не знать!.. Как ты… Ты бросил меня, и я чуть не умерла!.. Боже, Кенджи, я сажала этот самолет, только что бы увидеть тебя! Поцелуй же меня, пожалуйста!!
И Кенджи взял в ладони мое лицо.
-Все кончилось, такая смелая моя малютка… Слышишь? Все кончилось! Я не уйду, я с тобой и будь, что будет! Да?.. Родная моя! Прости!
Он покрывал поцелуями мое лицо, шею, волосы, он снова плакал, и я целовала его слезы, глаза его невыносимые. А когда мы приехали в больницу, он шел со мной, рядом с каталкой, он потребовал, что бы его пустили со мной везде, а когда доктор попробовал возражать, я завопила так, что, похоже, доктору дурно стало. Я же кричала, что немедленно позвоню Петровичу, и он натравит на них всю «королевскую рать». А еще скорее, сам приедет и всех построит. Я самолет посадила, черт возьми! Я их Кирилла Владимировича спасла!
И доктор сдался, заставив Кенджи принять душ и переодеться в чистую форму для санитаров. А пока он мылся и переодевался, меня тоже переодевали и умоляли не сходить с ума, уверяя, что «ваш японец» здесь, что он сейчас придет.
-Вот сумасшедшая какая! – ворчала санитарка, впрочем, не столько со злостью, сколько с жалостью и удивлением.
-Самая настоящая! – воскликнул Кирилл, входя в палату. – Машенька, как вы тут всех на уши поставили!.. Не ругайте ее, Полина Карловна! Эта барышня только что спасла меня, сама самолет посадила без двигателей, понимаете?