-Ты сейчас думаешь только о себе! О том, как будешь чувствовать себя рядом со мной, когда я еще буду сравнительно молода, а ты постареешь. А обо мне ты подумал?! Ты хоть понимаешь, что я дышать не могу без тебя! И это не пустые громкие слова. Мне… О, господи, я ничем не могу убедить тебя! Скажу только, что если ты струсишь и уедешь без меня, я не стану делать никакой операции, ничего не стану делать. Мне уже будет все равно!
-Это шантаж, Нигаи… И ты понимаешь, что не поступишь так.
-Лучше мне прямо сейчас умереть! Я не могу больше слышать тебя, я не вижу больше моего самурая, мужественного и… самого родного человека, который… который…
Острая боль вонзилась в мое сердце так, что в глазах потемнело. Но я еще могла шептать:
-Твой отец… Он не мог не уехать тогда… Здесь его ждала смерть в любом случае, и это не спасло бы сердце Маруси… Но сейчас… сейчас ты сам отказываешься от меня. Сам!.. Ты убиваешь меня собственными руками… Кенджи!.. Господи, Кенджи!! Мне больно…
Он бросился ко мне, но его оттолкнул вошедший доктор.
-Отойдите! – крикнул он. – Черт побери, и чего тут выяснять еще, господин японец?! Неужели вы ничего не видите??.. Сестра! Бригаду реанимации!
Кенджи ухватил его за рукав.
-Что с ней? Что, скажите мне!!
Я едва могла понимать, что они говорят – боль, сжавшая грудь, словно, стеной отделила меня от них, заполоняя собой все пространство.
-Она может сейчас умереть, — бросил доктор, не глядя на Кенджи, но тут же обернулся к нему, посмотрел долгим взглядом. – И если вы сейчас же не измените своего идиотского мнения, вы никогда себе этого не простите. Никогда! Уж поверьте мне!.. Видел я здесь немало каявшихся слишком поздно.