-Я повторяю свой вопрос в последний раз — с какой целью ваше начальство отправило вас в наш тыл? Неужели вы думаете, я поверю, что советская разведка станет вот так глупо разбрасываться таким блестящим знанием немецкого языка?!
-Но я служила не в разведке, господин бригадефюрер. Я – борт-стрелок.
-Рюменике, приступайте к своей работе, не стойте, как истукан!
Тот даже вздрогнул невольно.
-Так точно, господин бригадефюрер… — пролепетал он. — Кестер, подите сюда, поможете мне.
-Я бы посоветовал вам надеть на нее наручники, Рюменике, — сказал Мантейфель.
Рюменике бросил на него растерянный взгляд, Кестер открыл тумбочку и достал наручники, две пары. Я оцепенело следила за его движениями, за тем как он дрожащими руками, то и дело оглядываясь на Рюменике, приковал сначала одну мою руку к столу, а потом вторую.
-И так, Клямер, вы продолжаете настаивать на том, что совершенно случайно ваш самолет свалился в нашем тылу?
-Да, господин бригадефюрер.
-А еще вы хотите сказать, что вы, внучка немецкого офицера, служившего в царской армии, дочь наполовину немецкого инженера, объявленного комиссарами врагом народа, вот так запросто стали летчицей, а не отправились в сталинские лагеря, где вам самое место?
-Но это правда, господин бригадефюрер! Ваши офицеры мне поверили!
-Ну, как же, как же! Если вы имеете в виду этого оберлейтенанта Ленца, то тут нет ничего удивительного. Обычный полевой офицер, не вояка, не член партии. В голове бог знает что, устал, воюет, как я понимаю, не по убеждению. Увидел смазливенькую девчонку и растаял!.. Ничего, отдел внутренней безопасности им займется. А вот Канарис… Он у нас «голубая кровь», благородное воспитание, не позвояющее обидеть женщину, даже если она — вражеский летчик. Впрочем, свое дело он знает. Да, Канарис? Что скажете? Жаль девчушку?