-А если это не разведка, а диверсия?
-Все равно. Согласитесь!
-Согласен. Глупо. Но нельзя мыслить за других, будучи уверенным, что они мыслят так же. Мантейфель, например, склонен ждать от русских чего угодно… Правда, то, что вы, после всего, что произошло с вашей семьей, не оказались в лагере, а наоборот, стали летчиком, пользовались доверием, действительно вызывает сомнения.
-Мне просто повезло.
-Возможно.
-Но вы, вы, штандартенфюрер, мне верите?
-Верю. И считаю, что с вами нужно работать и дальше.
-То есть?
-Возможно, послать вас к… в тыл к русским.
-Вы хотели сказать » к вашим»?
-Да. А вы считаете их своими?
-Не знаю. Теперь не знаю. Честно… Мне и раньше часто казалось, что я чужая среди своих. Мне доверяли, но без конца проверяли. Часто напоминали, что я — немка, хотя в моей крови немецкой только четверть.
-Что вы чувствуете здесь?
-Я хочу, что бы мне поверили.
-Именно я? Или вы сочувствуете нацизму?
-Оберлейтенант Ленц говорил мне, что когда-нибудь война закончится. Когда-нибудь, если выживу, я снова смогу надеть красивое платье, улыбаться и быть счастливой… Нужно только выжить. Это предательство, господин штандартенфюрер? Скажите мне! Ведь если так думать и соответственно действовать, то выходит, я смогу предать любого, лишь бы выжить!
-Я уверен, оберлейтенант Ленц наживет себе кучу неприятностей, если до него доберется свора Мантейфеля… А еще я думаю, что он — умный человек, чуткий, он понял вас, ваше странное положение. И он уверен, что вы не станете предавать всех подряд, лишь бы спасти свою шкуру. Мне кажется, он именно поэтому просто уговаривал вас не лезть на рожон и остаться в живых. Потому, что война действительно, когда-нибудь закончится. А вы — красивая девушка, рожденная для любви и счастья. Вот, что он хотел сказать, я думаю.