-Элли, прости меня!.. Милая, прости!.. – шептал он. – Я просто гад, что бросил тебя там, на лужайке на попечение Ферри! Я надеялся, что ты поймешь…
Его поцелуи осыпали ее, и кроме них Элли чувствовала только его ладони, ласкавшие ее, заставлявшие сердце ее замирать от восторга и ожидания.
-… Я так надеялся, что ты ждешь меня!.. Боже, ты не выносима!! Я больше не в силах удержаться, Элли! Но я… я не могу… ведь ты…
-Рэй… — прошептала она, едва в состоянии говорить. – О, Рэй, только не уходи!.. Рэй, я люблю тебя!..
На мгновение он остановился, прижавшись губами к ее шее, стон вырвался из него и тут же, будто в последний раз, будто потом ему на эшафот, Рэй забрал ее, ворвался в нее так неистово, так отчаянно, что не почувствовала Элли никакой боли. Только обрушившуюся на нее его страсть, все его чувство, так мало… Господи, совсем не похожее на пустую, бездушную похоть! И тонула она в нем, принимала его всего, такого… такого… Просто его. Всего. Его тело, запах, голос, руки, страсть, отчаяние и затаенную – но Элли чувствовала ее – боль. Его талант, обаяние, Богом дарованный свет, его ребячество, иронию и тепло. Его глаза и дыхание, успокаивавшее щиплющую после йода боль, его страх и доверие. Его боязнь поссориться с Джиной тоже… Может быть, когда-нибудь она успокоится и поймет, как нечестно, как несправедливо все, какая она дура, а потом примирится с этим. Но сейчас он в ней, он с ней, а потом можно и умереть!.. Карета превратится в осколки тыквы, вся волшебная свита разбежится, и принц уедет, даже не попытавшись ее найти. Но у нее останется второй хрустальный башмачок – ее память и такое непобедимое чувство к нему, что… Слезы рванулись из нее, окончательно отрезвив, и тут же ее охватил, швырнул в небеса такой неистовый восторг, что стонала и плакала она в его руках, пока не поняла, не ощутила губами мокрую соль на его щеках.
