У нее уже были подобные сны. Но раньше они были короткими, почти неуловимыми. Какие-то моменты смутно мелькали в ее сознании, моменты, так странно казавшиеся чем-то, когда-то ею пережитым. Те самые моменты, что превратились потом в ее рисунки… Но этой ночью сон был таким явным, таким реальным, почти осязаемым, что она проснулась на рассвете в слезах. И открывая глаза, почувствовала, как сон неуловимо, мистически переходит в реальность и… уходит совсем вместе с тающей ночью – ей почудилось, что в предрассветных сумерках за окном тенисто подрагивают на утреннем холодке ветки сирени… А снилась ей небольшая комната, оклеенная светлыми обоями. У стены сервант темного дерева, перед ним широкое красное кресло, рядом с окном – красный торшер и высокая напольная ваза с какими-то засушенными растениями, длинные метелки которых окрашены в разные цвета. Несколько крупных, пушистых и белых и больше тонких, невысоких, красных и синих. А еще медведь. Настоящий плюшевый медвежонок, каких теперь и не выпускают. Песочного цвета с атласной голубой ленточкой, завязанной небрежным бантиком на шее. Через окно комнату заливают косые лучи позднего летнего заката, пахнет чем-то сладким. То ли недавно испеченным печеньем, то ли этими самыми засушенными цветами… Голоса. Два мужских голоса. Очень знакомые. Они зазвучали вместе со стуком открывшейся входной двери. Зазвучали громко, неожиданно, перебивая друг друга… Видимо, она дремала, и эти звуки разбудили ее. Она попыталась поскорее проснуться, села на красном диване и протерла глаза, прислушиваясь. Наконец, ей удалось разобрать слова.