— Я смотрю, вы большой ценитель справедливости, — отметила врач.

Что-то ветер подул в ненужную сторону. Я быстренько исправилась на всякий случай:

— Нет. Просто я хочу выйти чистой отсюда.

— Хм…Чистой? Так не бывает. У вас уже «пухленькое дело».

— За два дня? Я ведь ничего не делала плохого!

— Ну вот, опять! Редко у кого встретишь такое стремление к справедливости, уж вы мне поверьте! — усмехнулась врач.

— Дайте лучше капель, я спать пойду, пожалуй. Домой очень хочется, — снова ушла я от темы, опасаясь, что доктор может лишить меня капель за неповиновение, но она была по-прежнему добра и щедра.

* * *

Наступил третий день идентификации.

Дознаватель, как зависший компьютер, задавал один и тот же глупый вопрос, на который я писала заученный ответ. Он даже комментировать не стал, так был чем-то занят. Рукой мне на дверь указал. Невежливый совсем.

Очередной психолог на сей раз поставил меня в тупик:

— Изложите события того злополучного дня, когда вы повредили все средства идентификации, в метафорах, — предложил он и включил диктофон.

— В смысле? Это как?

— Как будто вы рассказываете сказочную историю, например.

— Странно. Я попробую. Злая волшебница… — начала я.

— Как её зовут?

— Гадина. Злая волшебница Гадина, подложила мне ночью в перину горошину. А я — принцесса, и спать на горошине не могу.

— Очень интересно. Продолжайте!

— Ну и утром она надела на дверь шапку-невидимку, и я врезалась в неё. И напустила на меня дурман, чтобы я забыла про кофе и обожглась.