— Вряд ли. Ты уже никогда не станешь прежней, — сказала она мягко.

— Это точно, — выдохнула я.

* * *

После капель я спала как убитая, еле глаза продрала под крик: «Подъем!» Всего один день прошёл, а у меня столько всего уже случилось — и истерика, и вопросы с ответами, и тест заваленный.

Когда дознаватель снова спросил: «С какой целью вы повредили ВСЕ средства идентификации?» — я даже не разозлилась, просто написала наизусть всё то же, что и вчера.

— Это упрямство не пойдёт вам на пользу, — констатировал он и отпустил меня в закуток.

Психолог на этот раз заставила рисовать моё детство. Зачем оно ей сдалось? Ну, хоть цветными карандашами побаловалась — десяток лет их в руках не держала. Нарисовала букет цветов.

— Можно я эту картинку с собой заберу? — попросила я.

Она сфотографировала листок и отдала мне. Теперь на моей тумбочке красовался букет. Жизнь налаживалась: еда стала съедобной, на тумбочке картина, ночь спала. Потерпеть осталось совсем немного, каких-то пять дней! На прогулке я снова молчала и смотрела в пол. Изолированные поняли меня и больше не говорили о свободе, которая превыше всего.

Тест по Конституции на сей раз смогла натыкать на 84%.

— А можно мне другие перчатки? Эти совсем не дают попасть в нужную строку, — попросила я сопровождающего на занятиях.

— У вас есть жалоба? Вы утверждаете, что я дал вам не те перчатки? Они инвентаризованы, стандартизированы и сертифицированы! — возмутился он.