Тогда же я понял, что вскоре леший обо всём узнает и придёт за мной, так что я должен поторапливаться. С трудом раздев тело, я попробовал заняться с ней сексом, но очень быстро понял, что даже проникновение внутрь неё не делает меня счастливым. В отчаянии я провел пальцами по её гладкой коже, в который раз восхитившись красоте, которая пока что не умерла вместе с ней. Внезапно мою голову посетила самая безумная мысль, но она так мне понравилась, что тут же поспешил отыскать перочинный нож, которым до этого я вскрывал банки с едой. Затем я уселся на неё сверху, прикусил язык и принялся с максимальной осторожностью делать надрезы на её лице. Нож был острый, но вот руки мои предательски дрожали, а навыков не хватало, чтобы сделать всё предельно аккуратно. Как хорошо, что глаза её были закрыты — я бы не выдержал смотреть в её мертвый взгляд, пока делаю это.

Мне потребовался примерно час, прежде чем ногтями удалось подцепить весьма тонкий слой кожи. Стараясь не торопиться и не тянуть со всей силы, я потянул это нежное полотно на себя. Кожа отслоилась от её лица с приятным хлюпаньем, а наружу хлынула кровь. Этот скользкий кусок обладал неровными краями и всё ещё сочился кровью, но я был так нетерпелив, что поспешил примерить его, несмотря ни на что. Её лицо было меньше моего, поэтому надеть кожаную маску оказалось не просто. К тому же она была мокрой и достаточно тонкой, но весьма эластичной, из-за чего постоянно сползала с моей рожи. Запрокинув голову, мне всё-таки удалось с нескольких попыток закрепить её кожу на себе. Я сидел так несколько минут, закрыв глаза и пытаясь буквально стать единым целым с этим кусочком плоти. Ну, где же оно? Где же это прекрасное чувство? Почему оно не приходит ко мне? Я думал, что если залезу в кожу этой прекрасной девушки, то счастье найдёт меня, что оно впитается через поры. Эта нежная субстанция, которая долго взращивалась внутри женского тела, должна была стать моей, но нет — я по-прежнему ничего не чувствовал. Я пытался быть счастливым, но сколько бы ни вглядывался внутрь, сколько бы не убеждал себя, что забрал её личность, внутри меня всё ещё зияла дыра. И никакая кожа не могла её заполнить.