Он слушал её внимательно и если бы только мог, то он непременно бы рассмеялся от истинного смысла ее слов. «Я наслышана» — это значит «мне доложили». Что ни скажи, а у неё повсюду были доверенные лица, и эти доверенные лица уже не раз устраивали за ним слежку. Нет, императрица не просила об этом, но волю её нужно выполнять даже, если она этого не просит, разве нет? Об их отношениях знали немногие, но и те, кто знал, старались всячески выслужиться перед ней посредствам этих отношений.        

— Охота была удачной. Я подстрелил трех селезней и четырех уток, сегодня познакомился с одним замечательным офицером, был на обеде у одного князя и его жены, но, право, недолго, а затем принялся за работу. Словом, скучно и однообразно, но вполне приемлемо.     

   — Рутина, мой милый друг, окунает нас головой в себя, — она садится ближе, накрывает его ладонь своей и кладет голову на его плечо и долго смотрит вдаль на пурпурно-красное закатное небо, вдыхает благоухание цветов, висящее в воздухе, и расслабляется. Ей наконец не нужно думать об империи, власти, аристократии, законах. Подобные вечера для неё — глоток свежего воздуха, свободы от удушливых, но необходимых оков власти.        

— Ты устал? — она наконец отбрасывает светское «вы» и дает свободу их общению. Наигранную и неправдоподобную, но свободу. На его лице появляется смятение, его улыбка, тусклая и натянутая, становится печальной. Он был не из тех, кто не осознавал своего положения, князь отчетливо понимал, что этот сад — всего лишь иллюзия, благосклонность императрицы, её улыбки и щебетание переменчивы, как погода в майский день, и оттого страдал больше всего. Он был марионеткой в её руках, и одну марионетку она могла поменять на другую, зная, что ей не посмеют отказать. Но будет ли она от этого счастливей?  Нет… Ее высочество может сколько угодно строить воздушные замки иллюзий образцового счастья, но все будет лишь фальшью. Как досадно: имея все, не иметь ничего.