— Но ты же пишешь, поэтому, почему бы и не подбодрить тебя, называя творцом.

— А здесь ты преувеличиваешь. Но сейчас речь не обо мне. Так, почему ты решил, что мое мнение чего-то значит?

— Ты – мой друг. – Это прозвучало так просто, что я не сразу понял: говорил ли это сам Никифоров или же его разум, поглощенный водкой.

— Значит, хреново ты подобрал себе друга. Я ж ничего из себя не представляю в группе, я даже помочь не могу ничем. А вот ты – весь год нас выручал на фармакологии и тогда, на кануне перед экзаменами. И ты думаешь, что ты плохой человек после всего, что для нас сделал? Ты что?..

— Ну, теперь я убежден, что я хороший.

Я промолчал. Хотел сказать, чтобы, для большей уверенности, он спросил об этом кого-нибудь еще, но промолчал.

Подошла Ульяна.

— Тата нумай мяса осталось? – спросила Ульяна на чувашском у Никифорова.

— Питĕ нумай, — ответил Никифоров.

Кое-как до меня дошло, о чем спросила Ульяна. Далее они болтали исключительно на чувашском.

В самый разгар разговора Никифоров спросил у меня:

— Не понимаешь, о чем мы говорим?

— Понял, что вы говорите о Канаше, — ответил я, чувствуя, что и здесь становлюсь лишним. У каждого своя тусовка, и я – мечусь из одной в другую.

— Да, — одобрила Ульяна. – Скорей бы домой вернуться.

— Вот только потом из дома фиг выйдешь, — насторожился Никифоров.

— Почему? – спросил я. – Я туда хотел поступить после того, как провалил психологическое тестирование здесь. У вас довольно приветливый город, плакаты над главными дорогами с надписями, что вы любите свой город. У нас такого нет.