— Не стоило так нажираться.

— Может быть, но это не наше дело. – Прежде чем уйти, она спросила: — Ты будешь сидеть здесь?

Боль в животе, остывшая голова, а также злоба, которую я держал и не скрывал во время разговора, исчезли.

— Нет, — ответил. – Пойду, проведаю нашего шашлычника.

Валя кивнула и зашла в дом.

Дым поднимался в небо. Маленькие частички пепла оседали на куртке Никифорова, который разгонял дым.

Глаза Никифорова – туманные из-за алкоголя и уставшие следить за огнем – лениво посмотрели на меня. Но вместе со всем этим, они были добрые и веселые.

— А ты что не в доме? – спросил он.

— Решил подышать, — ответил я, думая повременить с истиной причиной. – Дома душно, да и фиг где уединишься.

— Хм, наверное, это было бы неплохо.

С минуту мы молчали. Никифоров смотрел на то, как жарится очередная порция мяса. Куски индейки были настолько огромны, что вряд ли смогут уместиться в тарелки.

— Влад, — разорвал тишину Никифоров, — я хороший человек?

Я слегка смутился. Что за странный вопрос?

— Э, да, как по мне, — ответил. В глазах Никифорова сверкнуло нечто добродушное, тепло, которое несравнимо с тем, что источал огонь в мангале. Я спросил: — Зачем ты это спрашиваешь? Ты ж, наверное, сам знал ответ.

— Не знаю, почему, но я хотел знать именно твое мнение. Вернее, я знаю… ты же – поэт, то есть писатель…

— Ни тот, ни другой, — поправил я. Даже в узком кругу родни я не прикреплял себе подобные ярлыки. Было, разумеется, приятно, что одногруппник считал меня таким, но до этого мне было далеко. Очень далеко, думаю. – Продолжай.