…Первым, что я увидела, был деревянный, крашеный в белый цвет потолок лазарета. Пошевелив головой, я поняла, что она забинтована.
-Как вы, мой Сержант?
Это был его голос и тон его, это единственное слово «мой»… Я вдруг почувствовала, как по моей щеке катится слеза. Только не это! Я повернула голову и увидела его лицо. Бледный, без фуражки, он глядел на меня своими неимоверными глазами и я… я поспешно стерла слезу, попыталась улыбнуться. Он тоже попытался.
-Хорошо. Все хорошо, господин штандартенфюрер.
-Я с вами не согласен. Вас бы отчитать надо, а заодно и ваших инструкторов!
-За что?
— Либо они плохо учили, либо вы плохо учились — ведь можно было и выпрыгнуть, не подставляться!.. Господи! Я ведь знал, я всегда знал, что когда-нибудь вы сделаете для меня что-то очень хорошее. Я видел это по вашим глазам… Сегодня вы спасли мне жизнь, Сержант. Мне и адмиралу Канарису.
Он взял мою руку в свою, пожал легонько.
-Спасибо!..
-Ну, и как там наша спасительница?
В палату вошел адмирал Канарис. В первый раз я видела на его лице улыбку. Правда, улыбка была несколько странная. Скорее удовлетворенная, чем благодарная или просто веселая, ободряющая. Впрочем, мне сейчас было совершенно не до него.
-Все в порядке, дядя, — Канарис поднялся с табурета, на котором сидел. — Врач сказал — небольшая ссадина на месте ушиба, опухоль и легкое сотрясение мозга. К вечеру повязку снимут.