…Я злюсь, потому что каких-то полчаса назад я преждевременно покинул Фильтрационно-эвакуационный центр, даже толком не изучив его, не решив текущие вопросы материально-технического обеспечения и не составив план ускоренного проведения ликвидационных мероприятий.   Можно долго смотреть на горы мертвых человеческих тел — так и не испытав при этом никаких эмоций и не ощутив как это зрелище оставляет в твоей душе неприятный осадок, губительно выжигающий тебя изнутри. Но смотреть на сотни, тысячи обнаженных, измазанных нечистотами людей превращенных в безвольных, покорных и расчеловеченных созданий – это совсем не просто. Я, проходя по территории стадиона между двухэтажными рядами огромных, наскоро сваренных из арматуры сборных клеток  смотрел на этих “существ” с тем же безразличием как если бы смотрел на них как на развешанные туши освежеванной скотины в морозильных камерах мясокомбината. Или как на стада свиней, лениво и обреченно копошащихся в загонах свинофермы. В них было людского  не более чем в опарышах, что покрывали берега Абушки – столь же апатичны, неприятны и безлики. Испражнения с верхних этажей стекали на головы тех, кто находился  в нижних клетках, а оттуда все стекало еще ниже – где, словно черви копошились ‘’добровольные” уборщики. Потерявшие человеческий облик и стыд эти создания все еще продолжали изображать из себя людей, которыми они когда-то были — кто-то совокуплялся, кто-то спал в ожидании своей очереди в “мясорубку”, а кто-то молился, плакал или просто безумно бормотал что-то только ему понятное. Некоторые и совсем не многие тихо разговаривали между собой, боясь привлечь внимание ‘’ шакалов’’ – таких же, как и они ‘’ порченных’’ но изъявивших желание послужить напоследок надзирателями или помощниками безмолвных ‘’торментумов’’ и ‘’ мортиферисов”. Вероятно, таким образом, рассчитывая каким-то чудом сохранить свою жизнь. Среди всей этой массы ‘’порченных’’ заключенных в клетки уже не было тех, кого признали “чистым” и уже успели или на месте определить в слуги или переместить в другие миры. Здесь остались только те, кто не имея ни малейшего шанса на жизнь, закончит свое жалкое существование в недрах ‘’ черных машин” — безостановочно перемалывающих человеческие судьбы и тела в биомассу, что сливается непересыхающим потоком в городскую речку ‘’гадюшку’’. …“Порченными” не рождаются – ими становятся, зачастую добровольно и крайне редко по принуждению или непреодолимым обстоятельствам. Это несчастные уже сделали когда-то свой выбор и теперь всего лишь расплачиваются за него.  Среди них уже не было ни детей, ни беременных, ни тех ‘’ порченных’’ что могли бы очиститься, перевоспитаться, искупить свое грехопадение добросовестным трудом на далеких рудниках Заземелья, и было очень мало пожилых людей. И если с первыми все было ясно и понятно, то насчет такого ничтожно малого количества поступивших стариков возникло предположение, что они все поумирали сами или были убиты обезумевшими и оскотинившимися более сильными представителями рода людского и инфернальными тварями накануне и в первые дни “Поднятия занавесы”. …И вот, несмотря на то, что среди этих всех заключенных были в основном молодые и здоровые ‘’ мужчины и женщины’’ в воздухе витал невыносимый “ плотский” смрад. Терпкий мускус осязаемого ужаса и отчаянья. Смешавшись с вонью нечистот и затхлым горячим воздухом, подаваемым по вентиляционным тепловодам обогревающим клетки, он подействовал на меня словно яд. Что разъедает сознание и парализует волю в жалком подобии сострадания – оставив от всего увиденного осадок из безотчетной гнетущей опустошённости и бурлящей холодным огнем злости на свою неспособность оставаться бессознательно невозмутимым к человеческим страданиям.