Итак, раз в месяц, как по часам, участковый наведывался в сторожку, а по субботам Иона гостил у Пушкина. Причём все знали, что спиртного Петрович не потреблял совсем, но курил гладкую, красивую трубку. И что общего могло быть у пьющего филолога с непьющим лесником никто понять не мог, да и не пытался. Мне же думается, что Иона просто напросто находил в доме учителя благодарные уши и уста. Уши Василия жадно внимали всё, что говорил Петрович, а уста забавно рифмовали мысли отшельника. И видел Петрович, что как губка впитывает его юный друг озвученные им мысли, пусть даже и не всегда понимая весь смысл сказанных слов. Он и сам не всегда понимал до конца всё, что он произносит, как будто бы был он всего лишь антенной, проводником, а не источником. И служить всего лишь проводником было ему в радость. И когда он видел, как жадно внимает его визави, он сам как будто бы пьянел, волосы на руках поднимались, как маленькие антенки, и он чувствовал, как проходит сквозь него что-то похожее на электрический ток, но другое, гораздо большее, яркое, жгучее, как солнце и необъяснимое. И то, что он озвучивал из этого потока, потом казалось ему слишком маленьким и ничтожным по сравнению с солнцем прошедшем в этот миг через всё его тело. Иногда он думал, что в этот момент надо бы умереть. 

   Василий же, наоборот, так наполнялся от этого малого, что казалось ещё немного и его разорвёт на части. И тогда он наливал и выпивал.