‒ Встань.

       Окинув его сомневающимся взглядом, видимо, всё-таки распознавшим в новом знакомом того, кого следует слушать, девушка повиновалась, при этом даже не потупив взора.

       ‒ Уж больно ты дерзкая! Как звать?

       ‒ На крестинах не была. Не знаю, ‒ в красивом и чистом, как пение лиры, голосе не чувствовалось и тени дерзости, отчаяния или злобы, его хозяйка словно говорила о чём-то совершенно обычном.

       Но даже так спускать безродной (иначе бы она была в другом месте) пленнице, которая вскоре либо закончит свою жизнь в объятиях пьяного воина, либо отправится ублажать правителей заморских стран, подобную грубость не следовало. Маршал занёс руку.

       ‒ Подожди. Она не лжёт, ‒ поспешно остановил его служитель.

       ‒ То есть как же?

       ‒ А так. Дурочка. Ничего не помнит и не знает. Да что говорить? Странно уже то, как она сюда попала.       

       ‒ Полагаю, не после сожжения Эгисхайма, ‒ маршал взял девушку за подбородок, грубо повернув налево и направо, ‒ в тех краях я таких и не видел.

       ‒ Верно. Можно было бы предположить, что мы её по дороге в портовом городе прихватили или, там, ребята с собой позвали, ну, как ты тогда, ту смугленькую.