— Я требую, чтобы ты это опубликовал, – в ажурном белье она трясла перед моим лицом толстыми прошитыми листами формата А4 с моими бреднями. Чтобы не заходить слишком далеко, я «отстрелил» её лиф, и мы повалились на диван-кушетку. Из ее слов я понимал, что она хочет, чтобы то, что она прочла, было опубликовано в издании народного фронта. Она даже собиралась сделать презентацию, анонсы, выдержки, написать рецензию, в общем, все, что называется «впарить», чтобы было вкусно есть.
— Так ты сделаешь это? – спросила она меня, спрятав лицо в свои упругие локоны. Прежде, чем ей ответить, в моей голове за секунду выстроился скепсис, насколько неслучайно я оказался в незнакомом мне городе, известном великими сподвижниками и художниками, революционерами и реформаторами. На козырек лепнины приземлился голубь, за ним ещё несколько. Слышимость данного архитектурного сооружения оставляла желать более надежной звукоизоляции, но мэрия посчитала трату городских средств помехой для отголосков в сердцах парижан.
— Нет, я сейчас их убью! – она попятилась назад, перебирая руками и, приоткрыв окно, хотела их прогнать, но те успели улететь. Она развернулась ко мне, стоя у кушетки, – идеальных форм и пропорций, ростом 164 см, – оперлась о подоконник тонкими руками и с серьезным, даже устрашающим видом, протягивая каждый слог, словно убеждая в целесообразности момента, произнесла:
— Прошу тебя.
Почему это ей интересно, да и зачем все это? Я начал ощущать безысходность и ситуативный проигрыш, и чтобы как-то парировать я попытался остановить ее рвение:
— Видишь ли, моя хорошая и незабвенная, баловство и несерьезность не имеют ничего общего с отражением действительности. Всё изложено конспективно, с некоторым расхождением с заявленной темой, но и только. Это все полуправда, это все вымысел. Читатель в это не поверит, и меня обвинят в подтасовке событий.
Она слушала, а я продолжал рассуждать, лежа на кушетке в позе Адама, рассматривая потолочные балки над собой:
— Человек таков, каким он продиктован своими задачами и установками. Спокойствие ума и рассудка не требуют особой благодати. Дело не в том, как коряво написано, и при этом ничего взамен не потребовано, а в том, что, польстившись тщеславием, приходится оттачивать текст, что занимает время и отбирает энергию. В конечном счёте, за все свои потуги ты получишь насмешки и ни цента вознаграждения. Не лучше ли сразу оголить свое скудоумие? Может хоть так тебе посочувствуют.
Её поза не изменилась, какая-то дикая страсть одолела ею, она ринулась ко мне, и я снова оказался прижат к декоративным подушкам:
— Ты знаешь, что если ты так будешь думать, то потеряешь веру в то, что делаешь. Тебе нравится со мной?
Не ожидав такого вопроса, мне пришлось ответить утвердительно.
Она продолжила настаивать на том, что хобби иногда перерастает в профессию, а таланты не могут постоянно сидеть в темнице. Ее манера грассировать всегда подкупала меня. В моменты, когда она преследовала какую-то цель, она облачалась в ребенка, которому невозможно отказать в пломбире.
Через три дня мне позвонил главный редактор одного французского издательства и пригласил на встречу. Все сделки во Франции происходят в ресторанчиках, мы сошлись на общем деле и закрепили его прекрасным розовым вином. В маленькой квартире встречала меня деловая женщина, не любящая проигрывать: её шелковый пеньюар заскользил в моих неуверенных ладонях. Кушетка. Голуби, А4. Вуаля.
7 Комментариев