Некоторое время он сидит, обхватив голову руками так плотно, что свет не проникает ему в лицо. Темнота, переживания и хмель действуют ему на пользу и усыпляют его. Генри засыпает прямо в кресле.

Картина четвертая.

            Генри просыпается все в той же комнате, жалюзи закрыты максимально плотно, на столе горит свеча – одна-единственная, она горит тускловатым светом…впервые за все время в комнате действительно царит странный полумрак. Генри растерянно хватается за голову, ощупывает почему-то свое лицо, с удивлением обнаруживает, что спал в кресле и только тогда замечает закрытые жалюзи, горящую свечу и…сложенный вдвое лист бумаги. Со сдавленным стоном Генри тянется к листу бумаги, разворачивает его и принимается читать вслух.

Генри (читает, прищуриваясь). «Милый Генри, Je rentre à la maison!» (прерывается, оглядывается) что за черт? Луиза!

            Ему никто не отвечает. Нервно облизнув губы, генри возвращается к письму.

Генри (читает дальше, лист дрожит в его руках, причудливо танцует пламя свечи на стене). «Нет, я дальше не иду с тобою. Я иду домой. Мне хорошо среди полей, мне хорошо на моей земле, мне хорошо там, где тебе всегда будет плохо. Это не значит, что я не любила тебя – любила и люблю, но…так нужно, понимаешь? Три года…»

            Генри в ярости отбрасывает письмо, поднимается из кресла, шатаясь, кричит.

Генри. Луиза! Луиза! Где ты, Луиза? Черт возьми, это уже не смешно!