Луиза (с горечью, опуская руку). Ты смотришь и не видишь, ты живешь, но не чувствуешь. Весь твой мир – все твое жилище, вся твоя судьба сложилась вокруг этого аквариума, вокруг этих стекол, вокруг этого дрессированного света!

            В ярости, забывшись, она вдруг даже топает ногою.

Генри. Дрессированного света? Я тебя не понимаю.

Луиза. Да! Генри, взгляни в окно, взгляни внимательно – что же ты видишь?

Генри (оборачивается к стеклу, пожимает плечами). Улица, город…Луиза, я не хочу играть с тобой в угадайку…

Луиза. Ты видишь, что сейчас ночь? Нет! Этот свет…его слишком много в твоем городе, слишком много в твоем доме, слишком много…он искусственный, он мертвый, неживой.

Генри. Я не понимаю, ты что, хочешь шторы получше?

            Луиза падает обессилено в кресло.

Луиза. Генри, дело не в шторах, не в жалюзи и ни в чем-то…таком! Дело в том, что я пришла из другого мира. Находясь здесь, я задыхаюсь и будто бы умираю. Мне кажется, что я схожу с ума, когда смотрю из окна, потому что не могу понять – день…ночь…всегда одинаково светло, одинаково!

Генри. У нас одинаковый мир, а…

Луиза. Мой мир другой. В нем столько дрессированного света, в нем нет столько паршивых новостей, в нем город не возвышается над лесом…

Генри (снова в раздражении) это называется, дорогая моя, цивилизацией! Это компьютеры, реклама, это то, что обеспечивает нам комфортную жизнь. Твои лавандовые поля, может быть, и пахнут хорошо, но от них…от них нет толку.