За столом со стеклянной витриной продавец громко задавал Берону логичный вопрос: «Откуда в бандитском лагере найдётся одежда для ребёнка?»

— Неужто никто не тащил тебе детского?

— Мужского, женского, роскошного или с бронеполосками, но никогда, блять, не детского! – Выразил продавец.

— И детей в лагере никогда не было, да?

— Ну, — склонил голову и потёр подбородок продавец, — один мужик с сыном в лагере жил. Обучал его, говорил, что вместе с сыном на вылазки ходили.

— И что?

— Как то он вернулся один. Без сына, грустный, опечаленный. Говорят, погиб сын его. А он был того же возраста, что и этот, — показал продавец на мальчишку.

Мальчишка увёл взгляд.

— Он в лагере?

— Да, я не слышал, чтобы он не покидал своей палатки. Говорят, забухал. На все сбережения пьёт, ну и за палатку платит. Наверно недолго он ещё с нами будет.

— Где его палатка, не знаешь?

— Нет.

 Берон потратил двадцать минут, обходя и заглядывая в разные палатки. В одной просто отдыхали молодые парни и девчонки, в другой в наркотическом угаре что-то обсуждали адепты воровского дела, а в одной даже было совершенно убийство, недалеко от дерева, под которым они ночевали.

 Палатка, находившаяся у зелёной от травы поляны, была та, в которой жил человек потерявший сына. Заглянув в неё, Берон встретился взглядом с человеком, у которого на миг в глазах появилась хоть какая-то эмоция — широко раскрытый взгляд со слегка приоткрытым ртом. После этого мига мужчина, от которого несло дешёвым вином и рыбой, сделав каменное лицо, упал глухим ударом в стол.