— Несколько мечей, арбалеты, сапоги, щит, свистки…

— Стой, ковёр то ладно, могу посмотреть. Но содержимое мешка показывай кузнецу, если у тебя там вооружение и обмундирование.

— Свистки.

— Кузнецу, — раздраженно отмахнул рукой мужчина.

Берон затянул мешок.

— А вот, мальчишка, – отошёл Берон в сторону и дёрнул мальчика вперёд к столу, — за него что-нибудь дадите?

Мужчина сел на стул, почесал над виском.

— А что этот мальчишка?

— Как раб.

— Он из голубокровых?

— Нет.

— Сын цехового?

— Сын кладовщика.

Мужчина выдохнул через нос, посмотрел на Берона.

— И на кой он нужен?

— В бордель, ну, или ещё куда.

— У нас детей не ебут. У нас есть женщины, которые полезны и у котла и у ног. Детей могут взять, эээ.. – мужчина стал смотреть в верхний угол палатки, — гандежи детей скупают, обратись к ним.

— Но парень способный. – Заявил Берон.

— Да ну?

— Из-за него у меня нет глаза и среднего пальца, — показал Берон левую руку мужчине.

— И чем тут гордиться?

— Когда Виктора застрелили, а я взял его в заложники, он воспользовался кинжалом Виктора и освободился. У парня есть смекалка, мозги варят. Он был не единственный случай, он на меня напал, когда мы сюда шли. А ещё он к крови привык, кажется.

— Точно сказать всё равно нельзя. От него может быть больше потерь, чем пользы. Ему нельзя доверять, он мало что умеет, он ещё ребёнок без образования, без сноровки. Если он что-то и сделал, так это от безысходности, на тебя  мышь нападёт, если ты загонишь её в угол. И по его виду не скажешь, что он с энтузиазмом будет жить среди бандитов.