Вновь заслышав громкий смех со стороны солдат беседующих с викарией и, невольно бросив на них взгляд через плечо, я напряг свой слух, чтобы разобрать слова, что она говорила им:

“ …закинет крючок в воду, а рыбочка пожелает тебя слопать и, приняв мученическую погибель свою, сама станет жертвой. Воздаться и тебе и тебе за грехи ваши человеческие. А ему станутся даром ваши смерти. Ежели в нужде великой он, сея злодейство, чинит, то нет в том греха. А коль от праздной прихоти то, сеё действо будет истинно черное зло.… В сим и есть жертвенность, что вам воздастся как искупление, что смертью своей не дали ему от голода помереть… Забота о ближнем — есть благое дело! Забота лишь о себе, как и потакание своим необузданным желаниям—  погибель! ”.

Почувствовав как после её слов комок досады подкатил к горлу а на душе мерзко заскребло, я хмуро посмотрел на сестру викарию и с горечью подумал: « Верные слова сестра говоришь. Ох, верные! Если даже мёртвые понимают эти истины и в час нужды приходят на помощь живым…», — подумав тяжело вздохнул и добавил: «Красивые слова для героических песен барда. А на деле, всего лишь замкнутая петля времени — попав в которую наши братья и сестры сражаются и раз за разом переживают свою гибель. »

В эту минуту я вновь услышал манящий зов, но уже умудрённый горьким опытом попытался его отогнать и,… оцепенев, со стремительно нарастающей тревогой моментально осознал, что не могу этого сделать. Меня словно на изнанку стало выворачивать, облачая в иные одежды. Фигуры на барельефах танка ожили, закровоточили стигматы на их телах и по лицам великолепных статуй потекли слёзы, а из распахнутой бортовой двери, бурля и булькая, потекла через порог густая зловонная жижа гниющей биомассы.