Идущая впереди меня Сиена обернулась, бросила на нас взгляд и, изобразив страдальческую улыбку, перехватила автомат повыше за ремень.
Шлёп! – с каким-то легкомысленным чавканьем ударил он её прикладом по попке: Шлеп! Шлеп! – с липким звуком жидкой грязи игриво плюхается приклад оружия по симпатичной части женского тела обтянутой прочной кожей забрызганных штанов. Я бесстыже, стеклянным взглядом ещё какое-то время разглядываю эту игру оружия с человеком, силясь найти для себя ответ “зачем она прихватила его” и чуть было не споткнувшись, прекращаю это бессмысленное занятие. Любоваться задницей Сиены, хоть в штанишках, хоть без таковых, как и огнём своих артиллерийских орудий можно бесконечно долго. Можно было бы получить большое эстетическое наслаждение, любуясь вообще ею целиком, что спереди что сзади, как искусным произведением мастеров Донателло и Канова. И может даже иной раз удалось бы помедитировать глядя на неё, как на переменчивый и одновременно неизменный поток студёной воды в горном ручье, вплоть до состояния нирваны – при условии, что сама Сиена согласится постоять неподвижно и не попытается состроить забавную мордочку. И в принципе это было возможным, когда она спала или читала книгу, и когда у меня было настроение. А сейчас у меня настроения никакого нет, кроме премерзкого. Да и вряд ли оно станет хоть чуть-чуть лучше, пока мы не вернёмся в расположение легиона и, пока мной не будет отдан приказ “выдвигаться на сближение с противником”. Но до этой минуты ещё так долго, что точно “можно успеть до Иерусалима пешочком дойти, не спеша полакомится люля-кебабом, запить его свежеприготовленным ароматным черным кофе и, набив карманы ореха-фруктовыми харосетками прогулочным шагом вернуться обратно”. Мне скучно от безделья и тошно, глядя как сильно ворог потрепал наши части… и в какое грустное непотребство превратились раскиданные по пригородным холмам обширные грушево-яблоневые сады, в которых из-за проведенной срочной эвакуации местное население не успело собрать урожай. Расщепленные снарядами и безжалостно изломанные гусеницами машин стволы деревьев никак не хотели умирать и со стремительно угасающей надеждой на спасение продолжали тянуть к солнцу свои изломанные ветви. Будто намереваясь смягчить внезапно ожесточившиеся человеческие сердца, хрупкие яблоньки и груши с отчаянием протягивали людям свои спелые плоды — умоляя их остановиться, одуматься и развернуть время вспять. И видя тщетность своих усилий, рожденные для мира деревья прощались друг с другом, грустно шелестя почерневшими от копоти пожухлыми листьями и, роняли к ногам рожденных для войны, словно большие кровавые слезы свои сладкие фрукты. Пришло время умирать. Заснуть под стоны раненых и умирающих воинов и воительниц, под ужасающий вой двигателей и орудий машин, отчаянно защищающих своих хозяев на пределе собственных технических и материальных ресурсов. Закрыть глаза от вида слез в энергетических потоках душевной и телесной боли, под скорбное пение заупокойных летаний у установленных на скорую руку импровизированных походных алтарей окутанных саваном чадящих погребальных костров. Пришло и прекрасное осеннее время, многократно воспетое поэтами и заснятое на кинопленку романтиками, чтобы умереть, уснуть. И, снова пробудившись в следующем году, робко открыть глаза под радостное щебетание пернатых птах. А потом с удивлением взглянув на омытые талыми водами обгорелые останки, вспоминая, откуда взялись они и кому принадлежат, ласково шелестя листочками с печальной любовью заботливо укрыть их покрывалом из белоснежных лепестков. Матушка — Природа не любит пустоты и уродства. Как и я. И ей претит неопределенность и бездействие. Как и мне. Но сейчас ей приходится со смирением мученицы стойко терпеть, глядя, как лишенное чувства прекрасного грозное разрушительное чудовище войны, безумно озираясь по сторонам своими многочисленными глазами-сенсорами налитыми кровью от гнева и перенапряжения, медленно ворочается и ползет по фруктовым садам, не выбирая дороги. Безжалостно ломая деревья своим бронированным телом и, хрустя сочными плодами под залитыми кровью и машинным маслом колесами и гусеницами.
