“ Как же это приуныло и совсем безрадостно торчать в тылу. Никакого тебе веселья и задора…”, — недовольно бурчу я про себя, заслышав отдаленный визг ТРСЗО скорее похожий на истошный вой оравы изголодавшихся бездомных котов, чем на залп грозных орудий. И бросив взгляд на хмурое небо затянутое низкими грязно-серыми облаками констатирую: “ Прохладно, сыро — однако не так уж и плохо. Густая облачность. Ветер северный. За день не одной вражеской машины — уже хорошо. И совсем будет замечательно, если до темноты обойдется без ливня”.
И действительно, активность авиации сведена к минимуму, молчат и зенитные системы ПВО – все коридоры для полетов “ Наблюдатель” отдал стайкам своих охранных дронов, большим санитарным вертопланам и автожирам, безостановочно курсирующим между полевыми санчастями и “небесными” госпиталями. Похоже, что уныние и неимоверная усталость не коснулась только их. Всех же остальных словно окутало ватой, с головой погрузило в апатию. Движение израненной военной машины неторопливо, экономно размерено, без малейших признаков суеты и паники. Приглушенно рычат двигателями РЭМы и транспортеры боеприпасов, занятые обслуживанием ещё исправных боевых машин. С “чахоточным кашлем” и хлопками из выхлопных труб натужно пыхтят машины и мотоциклеты пробираясь по дороге запруженной нестройно бредущими по раскисшей грязи колонами угрюмой пехоты. В сторонке от обочины тихо постанывают на носилках тяжело раненные приготовленные для воздушной транспортировки и безмолвно лежат укутанные в холщовые коконы тела наших братьев и сестер коих намереваются вывезти для традиционного погребения в родных мирах. Между которыми в белых окровавленных балахонах, словно призраки бродят берегини и душевницы-покоятельницы – заботливо облегчая страдания одних и умиротворяя актом милосердия других, доведенных до безумия постоянной болью и экзистенциальным ужасом. А где-то поодаль лениво коптят смолянистым дымом трубы передвижных крематориев и погребальные костры — отдавая последние почести павшим воинам местных сил самообороны и армии этого мира. И смрадный дым траурным саваном стелется по земле, словно щупальца кракена ползёт между машинами и людьми, оставляя нахмуренные небеса лишь искрам раскаленного пепла, что остывая, сыпется на головы живых белесыми хлопьями и, раскиснув во влаге мелко моросившего дождя, густо покрывает поверхности машин грязно-серыми разводами.
