ГЛАВА 14

Лаврентий Передонцев открыл дверь и решительно перешагнул порог отчего дома. В прихожей, перед зеркалом он пригладил ладонью волнистые волосы над ушами, подтянул ремень брюк, одернул куртку. Затем быстро прошел через кухню в столовую и сердечно приветствовал родителей, стоявших у стола с разнообразной едой:
– Здравствуй, папа. Здравствуй, мама. Поздравляю вас с золотой свадьбой. Желаю вам здоровья и долгих лет жизни.
– Спасибо, сынок. Здравствуй, сынок, – отозвались дуэтом родители и обняли сына, который был выше их на голову.
– Как доехал, сынок? – Глеб Протасьевич ткнулся лбом в левое плечо сына.
– Нормально.
– Как твое здоровье, Лавруша? – скупо плача, спросила Тамара Агапитовна и поднесла костистый кулачок к приоткрытому рту.
– Нормально, – проронил Лаврентий, сел вместе с родителями за стол и припомнил, что галстук – золотистый силуэт жар-птицы на материи изумрудного цвета – был на груди отца и двенадцать лет назад.
– Лавруша, ты, наверное, голодный? – Тамара Агапитовна широко повела рукой над ближайшими к себе закусками. – Поешь, поешь, не стесняйся, ты же дома.
– Расскажи-ка, сынок: как жил-поживал, какого добра нажил, – попросил Глеб Протасьевич, огорчившись кривым морщинам на широком лбу сына и редким седым волоскам в его черных волосах.
– Расскажу попозже, – быстро сделав и съев бутерброд с сырокопченой колбасой, отозвался Лаврентий и из крынки наполнил стакан вишневым компотом.
 Глеб Протасьевич налил водки в три рюмочки.
Тамара Агапитовна заметила, что на лице сына появилось что-то незнакомое, чужое, но глаза все те же – черные, блестящие, добрые; и голос родной, приятный баритон.
– Я не пью ни водку, ни вино, ни пиво, – отказался Лаврентий и отхлебнул компот из стакана. Двенадцать лет назад, решив жить только трезвым умом, он запретил себе пить любое спиртное и ни разу не нарушил это табу.
– И за наше здоровье не будешь? – обидчиво удивился Глеб Протасьевич, чокнувшись рюмкой с рюмкой, которую взяла жена.
– Простите, мои любимые, не буду, – ответил Лаврентий,  уплетая с аппетитом салат из огурцов и помидоров.
– А мы выпьем, правда, Глебушка?! – воскликнула Тамара Агапитовна и раньше мужа опрокинула в рот рюмочку с водкой; и раньше мужа закусила кусочком селедки с колечком лука.
В комнату вбежала черно-рыжая крупная кошка, подпрыгнула, зацепилась когтями передних лап за оконную занавеску, но получила от хозяйки крошечный ломтик сыра и спряталась под стол.
 – Лавруша, сынок, почему с тобой не приехала твоя жена, твои дети? – спросила Тамара Агапитовна. Она надеялась, она мечтала стать бабушкой.
– У меня нет ни жены, ни детей, – пощипывая пальцами бровь, признался Лаврентий, подцепил вилкой куриную грудку в белом соусе и съел, почмокивая от удовольствия.
Расстроившись, что сын ее холостяк, Тамара Агапитовна предложила:
– Вот сыр, сын-нок, – звонко икнула. – Вот колбас-ска, вот, вот буж-женинка, вот, вот рыбка крас,.. – и опять икнула.
– Сынок, кем же ты работаешь? – спросил Глеб Протасьевич.
– Я – дэвэкерт.
Супруги Передонцевы переглянулись: – ты поняла? – ты понял? – и вопросительно посмотрели на сына.
– Мои любимые папа и мама, я еще раз поздравляю Вас с золотой свадьбой. Еще увидимся. Еще поговорим. Я пойду к себе, отдохну, – Лаврентий покинул комнату, чувствуя приятную тяжесть в желудке и радуясь запаху родного дома. В прихожей он помахал рукой своему отражению в зеркале и поднялся по деревянной скрипучей лестнице на второй этаж, в свою комнату.
Когда же затихли шаги Лаврентия и скрип лестничных ступенек, супруги Передонцевы одновременно опустили руки, склонили голову на грудь и задремали, тихо посапывая и постанывая; а черно-рыжая кошка потерлась об их ноги, а потом легла комочком под столом и замурлыкала.
От железной дороги донесся монотонный стук колес длинного товарного состава.