…Он не ответил ей, ничего не сказал. Вот только выражение лица изменилось. Почти неуловимо, но Мэри это заметила.

А Ричмонд смотрел на нее, теперь едва ли не украдкой, и его начинало потихоньку трясти – эта манера гостьи держаться, говорить и спорить с видом маленького отважного солдатика тоже была ему очень знакома. Так знакома, что стакан в его руке предательски задрожал. Тогда он быстро выпил, успел удивиться, как легко «пошла» эта водка в отличие от той, что продавалась у них под видом «русской», а тем более, от виски, и закурил. Несколько секунд не отрывая взгляда от тлеющего кончика сигареты в ожидании, когда выпитое подействует, он поднял наконец, глаза и натолкнулся ими на ее взгляд. Он не видел его из-за дурацких ее очков, но чувствовал, как она смотрит на него.

В гостиной фан-клуба повисла тишина. Кто-то курил, кто-то разглядывал свой пустой стакан.

-Что ж, возможно, у тебя, Ричмонд, есть какие-то вопросы к Мэри? Ты ведь посмотрел ее картины? – осторожно начал Джим и тут же сам пожалел об этом.

Мэри обернулась к нему почти с ужасом, а Ричмонд промолчал, ни на кого не глядя.

-Ну, а что мы все молчим-то? – попытался оправдаться Джим. – Мэри ведь не для этого приехала сюда!

-А действительно, Мэри, для чего вы сюда приехали? – если бы сейчас слова, тон Ричмонда могли обратиться в пули, Мэри бы уже упала замертво с простреленным сердцем, с развороченным животом – она физически чувствовала, как сжалось все ее нутро, как замерло в панике сердце. — Мы увидели ваши рисунки, мы восхищены вашим мастерством и вашим отношением к нам, мы благодарны за такие искренние чувства, за искреннюю любовь к нашей музыке, к Эдди. Нет, честно!.. Вы хотите получить наше согласие на издание рисунков? Мне не очень понятно, если учесть то, что вы все время твердите о том, что ваше творчество не для публикации, что вы рисовали для себя, просто даже не в силах побороть это всеобъемлющее желание увековечить нас в ваших иллюзиях.