Брэндон издал горлом странный звук, но сказать что-либо так и не решился. Только смотрел на Мэри во все глаза.
А она замерла просто в ужасе от того, что Ричмонд вывернул все вот так, поставив перед выбором между трусливым молчанием или правдой, всей, какая есть. Если бы она только знала ее, эту правду! Если бы только могла говорить о ней ему, страшно недовольному лишь только ее появлением перед ним!.. Но и молчать теперь, заплакать и уйти, уничтоженной его тоном, его отношением к ней она тоже не могла.
-Что теперь, спрашиваете вы, мистер Тайлер? — произнесла она. – Что теперь…
Она бросила взгляд на Брэндона, ее голос задрожал и вдруг зазвенел.
-А теперь я ни о чем не жалею. Ни за что! Я писала свои картины ночами напролет, порой даже и не понимая, что со мной происходит и откуда берется все, что я вижу, что рисую. Я забывала о времени, я видела только вас! Вас четверых, и вас, мистер Толларк. И сейчас не так важно то, что я испытываю лично к вам, все здесь все поняли…Важно то, что я испытывала, когда писала ваши лица, когда слышала вашу музыку, ваши голоса!.. Впрочем…- Мэри всхлипнула как-то совсем внезапно, ибо никто не мог этого ожидать здесь, ведь слез на ее глазах никто не мог увидеть, — впрочем, и мои чувства к вам, мистер Толларк… это тоже было счастье, которого невозможно переоценить. Сколько бы это ни длилось, каким бы призрачным оно ни казалось, но оно было. Было, мистер Толларк! И это много лучше, неоценимо лучше, чем жить реальностью, влача серое, бессмысленное существование. А главное…главное в том, что ваше «что теперь?» — это неправильный вопрос. Это означает окончание. Но его нет. Для меня ничего не кончилось, что бы вы мне сейчас ни сказали! Я услышала вас, песни вашей группы, голос Эдди… Но я услышала и ваш голос, мистер Толларк, благодаря какому-то чуду, чему-то несусветному, я увидела ваши глаза, и теперь в душе моей свет, который никогда – слышите, Ричмонд? – никогда не погаснет! – она секунду молчала и добавила. – В отличие от света, который гаснет в вас. В вас, Ричмонд! В человеке, которому сам Господь Бог велел светиться!