Поливаев сообразил, что здесь происходило, только тогда, когда заметил на шее лысоватого мужчины, которого все еще продолжал трясти Буженинов, узкую ленточку — кусок длинной ткани, разлинованной и отмеченной цифрами, той самой которой берут замеры в портных магазинчиках. Вот только тогда-то он и понял как тут обстояли дела.

– Постойте, дружище! – крикнул он, поспешив на помочь лысому и отталкивая от него Буженинова. – Оставьте его, дружище! Отпустите! Он портной, слышите? Отпустите его!

Но разошедшегося Буженинова вряд ли что-то могло остановить. Он все тряс и тряс лысого беднягу, от чего у того уже начало синеть лицо, и вот-вот мог случиться приступ тошноты, вызванный такой бешенной встряской.

Тогда Поливаев решился на крайние меры.

Большую часть своего юношества Поливаев посвятил физкультуре и боксу, участвовал в турнирах, много побеждал, а потому в ход сейчас пошло одно единственное его оружие — кулаки.

Одним выверенным движением Поливаев ударил друга в живот. Удар получился не сильным, но точно таким, как он и рассчитывал. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы выбить дух из Буженинова и, наконец, отцепить его от лысого.

Буженинов скрючился, разжал пальцы, и Поливаев, не теряя ни секунды, скрутил ему руки и повалил на диван. Портной, освобожденный от хватки, попятился, зашатался и удачно приземлился на кресло, стоящее позади него.

– Простите меня, дружище, – стал извиняться Поливаев, удерживая трепыхающегося Буженинова. – Но я вынужден был вас ударить. Я вас спас! Да вы бы убили этого беднягу, понимаете?!