– Да как ефо не уфить! – приглушенно верещал Буженинов; уткнутый лицом в диван, ему было тяжело говорить. – Он обеффестил мою фену, мою Лифоньку! Он…

– Никто ни кого не трогал, – перебил его Поливаев, пытаясь пролить свет на всю сложившуюся ситуацию. – Это обычный портной, Господи Боже! Он верно подбирал платье для вашей жены, ведь так, Елизавета?

Елизавета в немом ужасе продолжала стоять у зеркала, не в силах отнять рук от побледневшего лица. Её била крупная дрожь, а глаза застыли на Поливаеве и муже.

Когда, наконец, Поливаев чуть прикрикнул на неё, чтобы привести женщину в чувства, она заговорила:

– Д-да, П-п-прохор Денисович пришел помочь мне с платьем…И все.

– Фто прафда? – пробубнил Буженинов, пытаясь высвободиться. – Поклянифь мне, Лисафета! Поклянифь!

– Клянусь…клянусь! Так все и было. Ты же сам сказал, чтобы я купила платье на свадьбу твоей сестры. А Прохор Денисович отличный портной, он мне по давней дружбе и предложил сшить такую красоту. Торопился, кстати, чтобы к завтрашнему дню все было готово, две ночи не спал, а ты неизвестно из-за чего на него так накинулся. Что с тобой?

Буженинов вдруг затих.

– Ведь и тофно, – промямлил он чуть испуганно.

– Конечно, точно. Как же иначе? – подтвердила Елизавета. – О чем вообще можно было подумать?

– Вот видите, дружище? – обратился к Буженинову Поливаев, видя, что ситуация начинает медленно проясняться. – Вы едва не лишили жизни невинного человека. Теперь-то вы успокоились?