– Всё-всё! – остановил жену Буженинов. – Ты уж прости меня дурака, Лизавета, сглупил малость. Готов нести любое наказание, даже твой театр. – Он подошел к жене и крепко обнял её; та еще немного пофыркала недовольно, но потом все же, уступив, уткнулась в плечо мужа.

Постояли какое-то время молча. 

– Ну что ж, – робко нарушил молчание Поливаев, видя, что дальнейших происшествий вроде бы не ожидается. – Я пожалуй оставлю вас, господа. Пора домой. Моя Мари наверно уже меня потеряла. До свидания.

Поливаев быстро попрощался со всеми. Пожал руку Буженинову, обещая ему расплатится за свой удар и полностью признавая вину пред ним, что усомнился в верности его жены, пожал руку портному, поцеловал ручку Елизаветы, и, ни на минуту большее не задерживаясь, выпорхнул из квартиры.

На улице было безлюдно. Вдоль проспекта тянулась цепочка зажжённых уличных фонарей. У соседнего дома стоял экипаж; лошади, запряженные в него, сонно ворчали и перестукивались копытами.

Засунув руки в карманы пальто и дрожа от влажного холода после мягкого тепла квартиры, Поливаев собрался было уже пойти к повозке, мечтая поскорее добраться до дома и, укутавшись там под мягким одеялом, рассказать своей милой женушке в какую же глупую ситуацию угораздило попасти её мужу сегодняшним вечером. Но как только он об этом подумал, из подъезда послышались голоса.

Мужчина в нерешительности замер, приоткрыл тихонько дверь и прислушался.