Я схватил это ухо и одолеваемый столь ненавистным мне чувством ностальгии, отправил в рот. Ностальгию как ножом отрезало. На вкус оно было замечательным. Холодного копчения ухо, отдающее терпким ароматом ольховой щепы, а затем томленое в раскаленной печи. Хрустящая корочка, мягкие хрящи — словно приготовленная аль денте лапша и мясистые кусочки волокнистой плоти просто таяли на языке. Невероятный восторг, который можно усилить лишь большим глотком томатного гозе. 

Наконец, я утолил аппетит, даже сверх меры — киньте в меня камень, кто без греха. Вытер рот и руки ярко красной салфеткой и откинулся на спинку пуфика. Медленно покачивая кружку с густыми остатками пенного, я вяло водил взглядом по столовым приборам. На подносе, на тарелке и даже на кружке была выгравирована линия. Совсем крохотная, но все-таки она была. Я поправил очки и прищурился, поднеся гравировку ближе к стеклам. Сначала я решил, что там продублировано название паба, но оказался не прав. «Консорциум Шмын-ген» гласила надпись. И больше ничего. Ни символа, ни номера.

Официант, в очередной раз подошедший ко мне, не располагал никакой информацией насчет надписи. Он даже не знал до этого момента, что на приборах что-то написано. Легкая нервозность послышалась в его голосе — возможно, по причине того, что он позаимствовал некоторую посуду себе домой и теперь его репутация могла сильно пострадать. Он лишь обмолвился, что вся посуда и столовые приборы состоят из органики — некоего вида костной ткани, вроде ногтей или зубов. Пока я оплачивал счет, он заметил, что на столе не осталось ничего, что можно было бы завернуть на вынос. Я ответил, что такие вкусные блюда непростительно разогревать повторно и он всецело согласился. Я, конечно, хотел бы забрать что-нибудь с собой и угостить своего коллегу и доброго друга при встрече. Официант порекомендовал мне выбрать банку из тех, что стояли в ячейках стен. Как я и предполагал, это были соленья.