Дэвид слабо кивнул головой.

— Ты не помнишь, какое число тогда было? – осведомился у него Билл.

— Нет, такого я не запомнил. Помню, что была середина января.

— Как и сейчас, — заметил Танжер, посмотрев в окно…

— Мы будем ехать еще часа полтора минимум. На часах – половина девятого, на улице – мрак полнейший. А что делается в Ватерлоффе в такое время… — Дэвид покачал головой.

— Там – всегда темно, — дополнил Билл, растирая руки.

— Темнота – это далеко не самое противное и страшное, тебе ли этого не знать.

Билл хмыкнул.

— В общем, мы приедем, и ты увидишь, вспомнишь, какого это, гулять по забытым Богом улицам, спустя перерыв в семь с лишним лет.

— Именно поэтому, Ватерлофф не привлекает людей, а наоборот – отталкивает. Я не сомневаюсь, что и некоторые коренные жители горят сильным желанием убраться подальше, что уж говорить о приезжих, надолго никто из таковых не остается.

— Ты прав, — согласился Дэвид. – Из Ватерлоффа надо валить, но только не мне. Я – один из немногих, немногих – это сильно сказано, кто уезжать не хочет. Дело в том, что я люблю этот городок, и всегда буду любить, каким бы запущенным он ни был. Но туристов я никак не привлекаю, совсем наоборот – я говорю им, кричу им, ехать подальше. Тем, кто спрашивает мое мнение по поводу Ватерлоффа, я стараюсь отвечать максимально честно, говорю, как есть. Ватерлофф – это мрачная, забытая Богом дыра, и не больше. Не могу не учесть те слухи, о которых частенько говорят местные. Говорят, будто, я зову туристов приехать, будто, я жду их с раскрытыми объятьями, будто, я – рад абсолютно каждому приезжему. Так вот, все это – ложь, слухи и ни более.