— УЭЙН!

Что-то обожгло ему левую щеку. Но зато это помогло сознанию опохмелиться. И вот уже все копии Синди медленно соединяются, пока он наконец не видит только одну, настоящую Синди, стоящую совсем рядом. Обе её теплые руки лежат на его лице.

— Прости, я должна была сказать тебе сразу, — говорит она.

Её слова оглушают, бьют молотом по голове. Пробормотав что-то себе под нос, Уэйн отшатнулся от неё, едва не потеряв равновесие. Хоть бы туман не вернулся, он не хотел возвращаться в состояние алкоголика, находящегося три дня в запое.

— Я надеялась, что ты сам всё поймёшь и со временем забудешь меня, — кричала ему в спину Синди. Её слова вонзались в него больнее реальных ножей. — Я о тебе думала. Не хотела пугать или ещё чего… Я ведь знала, что ты так легко это не оставишь. 

Он не слушал, а лишь учился заново ходить, аккуратно переставляя ноги. В голове пульсировала только одна мысль: скорее сбежать отсюда, пока не поздно.

— Всё это так далеко зашло, — кричала Синди, — что мне все эти прятки и нелепые игры даже начали нравится. Знал бы ты, как же это возбуждает! Я ненавидела себя, но почему-то получала от этого затянувшегося обмана удовольствие. Наверное, во всём виноват адреналин. Этот страх, когда ты боишься, что вот-вот всё вскроется. В такие моменты становится невыносимо, но зато потом… Ах, Уэйн, знал бы ты, как хорошо становится потом! Как тогда, когда ты пришёл после работы, а мне пришлось загородить проход и сделать всё, лишь бы ты не прошёл внутрь и не увидел лежащего в постели Джейкоба. Это были мои самые странные чувства — из страсти и сразу в первобытный ужас, а потом обратно в успокоительную любовь, когда ты наконец ушёл.