‒ Нет, ‒ юная пленница, напротив, выглядела очень серьёзной, с таким личиком он её ещё не видел, ‒ когда у девочки, которую я вытащила из реки, изо рта и носа полилась вода, и она стала дышать, то, ещё кашляя, назвала меня Мила*. Так они меня потом и звали. Но ведь это же не моё настоящее имя. Его я не помню. Вот, пока не вспомню, они и научили меня говорить про эти крестины.
‒ Тогда я тоже буду звать тебя Мила. Слушай, Мила, ты же знаешь, что купаться можно и в тёплой воде? Особенно хорошо это делать с дороги.
Девчонка с недоверием посмотрела на него.
‒ Значит, не знаешь. Тогда я позову других девушек, они тебе покажут, как это делается. А потом… увидим, может, на что и сгодишься.
***
Так странная девушка стала обитательницей его дома. Поначалу Торир смотрел на неё, как на всякую знатную пленницу, попавшую к нему в руки или прекрасную дорогую вещь, временно полученную на хранение, что, в конце концов, одно и то же. Им даже были посланы вестники в несколько монастырей, а также ко дворам графов и богатых посессоров. Настоятелей первых он спрашивал, не пропадала ли у них блаженная. Ко вторым обращался с тем, не было ли в их владениях «девицы от роду лет шестнадцати, имеющей фигуру и лицо приятные, страдающей тихим помешательством» (говорить о возможных родственных связях означало нанести тяжкое оскорбление, к тому же его поняли бы и без этого). Но все гонцы возвращались с отрицательными ответами.
Вопрос о судьбе рыжеволосой красавицы грозил вновь встать с пугающей остротой. Но она, казалось, была решена ещё до этого. Пока королевская дружина готовилась к походу сначала на поле Марса, затем ‒ под стены Вечного Города, а посыльные ехали с неутешительными вестями, положение юной рабыни изменилось. Деревенской дурочкой пришла она сюда, прекрасной пленницей оказалась в доме королевского полководца, теперь же Мила стала чем-то средним между забредшим на двор маленьким ребёнком и младшей сестрой одного из приближённых монарха. С обескураживающими почище положения собственного покровителя наивностью и простотой подходила она к каждому, кого считала интересным: от последнего прислужника до хозяина двора. Подойдя же, не отставала, пока не узнавала, кто он, чем занимается и, хотя бы, в общих чертах, как следует делать его дело. Её, и правда, мало с чем знакомый, но, как выяснилось, острый и пытливый ум, быстро ухватывал суть, а ручки с тонкими, как у искусной мастерицы пальчиками, ловко справлялись с почти любым ремеслом. К моменту начала похода она даже помогла старшей сестре короля и её служанкам вышить на красном полотнище пышущее жаром огненное солнце, лучи которого издревле освещали войску аламанов путь к победе. «Боги желают нам военных удач, а потому прислали прекрасную нимфу», ‒ говорили язычники. «Божий человек явился к нам, дабы помочь в делах праведных», ‒ возражали те, кто носил на шее медный крестик. Но и те и другие одинаково любили девушку.
