-Это очень достойное дело, господин Симосава! И я желаю вам удачи, желаю мира с правдой. В конце концов, именно она привела вас к тому, что сейчас так дорого вам.

Хакамада улыбнулся и, вставая, пожал Кенджи руку на прощание.

-Спасибо, Хакамада-сан! Благодарю! – ответил Кенджи, провожая старика.

Тот помахал рукой и ушел, провожаемый своими новыми знакомыми из съемочной группы. Кенджи обернулся ко мне, пару секунд глядел мне в лицо, а потом стремительно сжал меня в объятиях и прижался губами к моим губам.

-Нигаи… — выдохнул он. – О, Нигаи!! Я так соскучился! Ты рядом, я вижу тебя, но мне так тебя не хватает, что становится страшно – я никогда не думал, что смогу испытать такое. И… теперь я знаю, как надо снимать мой фильм, я чувствую, что должны увидеть люди.

-Ты уверен, что это можно сыграть? Сыграть тем, кто этого, возможно, и не испытывал никогда.

-Нигаи… — Кенджи посмотрел мне в лицо, — а ведь ты права! Ты даже не понимаешь, насколько ты права!

-Господи, что ты хочешь сказать?! Уж не думаешь ли ты…

-Нигаи, — Кенджи усадил меня на стул, — милая, я знаю, какие сотни возражений я услышу, но ты же не можешь не согласиться, что я прав. Прав, основываясь на твоих же словах – только тот, кто сам пережил такие чувства, может их сыграть! Значит, мы сами и могли бы попробовать. Мы, Нигаи! Я и так собирался играть главного героя, когда по сценарию он уже будет немолод… Я все-таки, не хочу, что бы мои герои расстались безвозвратно, хочу, что бы они встретились. Так будет лучше во всех отношениях – и зрителю всегда больше нравится хороший конец, и для меня это даст ощущение, что Маруся Соболевская и Такеши Симосава не канули в вечность в одиночестве, унеся свою боль с собой… Боюсь, что бабушка твоя умерла так рано лишь оттого, что горе ее, ее боль просто убили, уничтожили ее сердце и оно остановилось не в силах переносить их дальше. Я видел боль моего отца. Да, он бывал весел, он радовался каким-то приятным вещам, он очень тепло относился к моей матери и любил меня, но счастье…Я никогда за всю мою жизнь не видел, что бы глаза его светились от счастья. Никогда!..  Мы жили в деревне, почти на берегу моря, и там, где-то за горизонтом были берега твоей страны. Страны, где осталась Маруся. Мы с отцом часто ходили к морю. Там была высокая скала, и мы взбирались на нее, а потом долго сидели и смотрели на море, на закат. Отец подолгу молча глядел вдаль, на валившееся за горизонт солнце, и мне казалось, что оттого, что смотрит он на солнце так долго, слезятся его глаза. Но сейчас я понимаю – он плакал. Так сочилась из его души неизбывная, горькая тоска, его боль, сжимавшая тисками его сердце все эти долгие годы без Маруси… Я не хочу, что бы в моем фильме все закончилось так грустно, так безнадежно! И теперь я надеюсь, что мне поможешь ты.